Макс Брэнд - Семь троп Питера Куинса

— И бросит мясо койотам и стервятникам! Ради всего святого, будьте милосердны, сеньор, это его слова, не мои!

— Верю, — кивнул Тигр. — Теперь встань!

Бедняга поднялся.

— Возвращайся к этому дурню и передай ему, что я отпустил бы его целым, но раз он меня оскорбил, то должен умереть.

— Я передам слово в слово, Тигр.

— Живо!

Хуана Гарьена словно и не было. Он помчался так быстро, что в мгновение ока взлетел по склону и скрылся за гребнем холма. Но Тигр еще долго не отводил глаз от вершины в глубокой задумчивости. Педро Ринкон наконец украдкой удалился и вскоре вернулся с гнедым великаном в поводу. Но даже теперь бандит стоял по-прежнему погруженный в молчание.

— Они выйдут на твой след, Тигр, — наконец тихо промолвил старик. Ответа не последовало. — Могут нагрянуть неожиданно, сеньор. — Тигр продолжал молчать. — А когда придут, если даже Тигр уже уедет, старому человеку все равно оставаться здесь.

При этих словах бандит наконец встряхнулся и положил руку на плечо Ринкона:

— Уходим сейчас. Седлай своего коня. Поедешь со мной.

Педро Ринкон повернулся, чтобы собраться, но Тигр вдруг его остановил:

— Нет, тебе не зачем покидать хижину, Педро. Если человеку хватило мужества бросить вызов Тигру, он не станет трогать старика. Этот парень храбр, Педро, и куда страшнее, чем два десятка таких крыс, как Хуан Гарьен!

Целых три мили Хуан Гарьен мчался так резво, что глаза в конце полезли из орбит, а ставшие словно ватными ноги отказывались нести его дальше. Он побежал мелкой трусцой, все еще с опаской оглядываясь через плечо. Наконец отдышался. Ближе к городу поубавилось и страху. И все же когда он наконец доплелся до Питера Куинса, его покрытая пылью фигура имела жалкий вид.

— Передал, что я просил?

— Самому Тигру! — выдохнул Хуан, переводя дух.

Ему даже не верилось, что он, именно он, разговаривал с этим страшным чудовищем, что собственными глазами лицезрел известного душегуба.

— Тигр? — недоверчиво пробормотал Питер, но, увидев возбужденное лицо парня, понял, что тот не врет.

— Я говорил с самим Тигром!

— И что ты сказал?

— Когда я пришел к нему, он обедал.

— Обедал с утра?

— Он ест только раз в день, сеньор.

— Неужели?

— Это известно каждому младенцу. Так вот, когда я пришел, Тигр ел.

— И что он ел, Хуан?

— Жареное мясо… с чесноком!

— В такой-то час? Что другое, а желудок у него железный!

— Когда нет огня, он ест сырое мясо.

— Неужели, Хуан?

— Правда, правда, сеньор.

Куинс едва удержал улыбку. В Хуане уживалось столько легковерия и лживости, что определить, когда он откровенно врет сам, а когда повторяет чужую ложь, казалось, невозможно.

— Ладно. Ты пришел, когда Тигр ел сырое мясо.

— Нет, жареное, с чесноком!

— Ах ты, плут! — воскликнул Питер. — Когда это он успел нажарить себе мяса?

— Все равно, — неуверенно промямлил Хуан, — все было так, как я говорю. Он посмотрел на меня и спрашивает: «Почему ты пришел так поздно?»

— Значит, обрадовался, увидев тебя, Хуан?

— Очень обрадовался, сеньор. Спросил меня, почему я не приходил раньше. «А зачем мне приходить?» — спросил я. «Потому что у меня всегда есть место для храбрецов», — говорит Тигр. «Вы очень любезны», — поклонился я. «Я всего лишь хорошо осведомлен, — продолжает он. — Знаю цену человеку… и тебе тоже, Хуан Гарьен».

— Обходительный бандит, — заметил Питер Куинс, пряча улыбку.

— Я лишь повторяю его слова, сеньор.

— Конечно же, Хуан. Я прекрасно знаю, что ничто не может заставить тебя говорить неправду.

— Ничто, сеньор.

— Однако продолжай.

— «Если будешь у меня служить, Хуан, я сделаю тебя богатым человеком», — обещает он. «Сеньор Тигр, — объясняю я, — уже поздно. Я на службе у человека, который является вашим врагом». Тут он бьет себя в грудь: «Значит, я потерял тебя, Хуан?» — «Да, потеряли!» — «Вижу, меня ждут черные дни, — восклицает Тигр. — Продолжай! Кто этот человек?» — «Это человек, который поклялся растянуть вашу шкуру на скалах, а мясо бросит койотам и стервятникам!» Он вскочил и разразился проклятиями. «Сеньор, — так же спокойно, как сейчас, остановил его я, — проклятия вам не помогут. Мой хозяин жаждет вашей крови!» — «Я убью его! — закричал Тигр. — Возвращайся и скажи ему, что я еду его убивать!» И все-таки, сеньор, как видите, он не приехал. Но я читал по глазам его мысли: «Если слуга меня не боится, то каков должен быть хозяин?» Он уже боится, сеньор. В самом деле, сеньор!

— Значит, поступим так, — хитро прищурился Питер Куинс. — Я останусь дома, а ты пойдешь драться вместо меня. И все будет в порядке! Когда явится Тигр, пошлю тебя ему навстречу.

— Я к вашим услугам, сеньор, — отводя глаза, выдавил из себя Хуан.

— Сперва к услугам Монтерея?

— Я же вам признался.

— Хуан, погляди мне прямо в глаза.

Пеон повиновался.

— А ну-ка, отвечай! Эта чертовщина с ножом прошлой ночью в номере бедного сеньора Эвери — твоих рук дело?

— Сеньор… нож… чертовщина! Ничего не понимаю!

— Ты искусный и ловкий лгунишка. Однако…

— Слово чести…

— И не имеешь никакого отношения к вырезанным в досках буквам?

— Никакого, сеньор. Какие буквы?

— Начинать следовало с вопроса. Однако у меня нет времени припереть к стенке такого скользкого мошенника, как ты. Короче, что нужно от меня Монтерею?

— Он всего лишь хотел вас видеть.

— Это делает мне честь. Имеешь представление зачем?

— Догадываюсь.

— Так что там у него?

— Я не осмеливаюсь говорить за него, сеньор.

Он вдруг собрался и помрачнел, так что Питер понял, что тянуть из него что-нибудь о хозяине бесполезно.

— Если я поеду к нему, какая гарантия, что со мной обойдутся по-честному?

— Подтверждением тому, сеньор, служат стертые буквы на подоконнике и на полу в коридоре.

— Значит, признаешься, что тебе это известно?

— Мне сказали.

— Тогда объясни мне, Хуан, почему столько людей здесь служит Монтерею?

— Потому что он добр.

— Ну?

— Он щедр и держит слово. Если я сегодня у него работаю, а завтра заболею, обо мне будут заботиться до конца жизни. Слуги для него как собственные дети. Он беспокоится о них, как о себе. Вот его слова. Когда один недобрый человек спросил его, зачем он тратит столько денег на работников, он ответил: «Они часть меня самого. Мои руки, мои ноги, мои уши и мои глаза. Те, кто готовит мне еду, обрабатывает мои поля, ухаживает за моим садом, строит мои дома, копает мои каналы, — все они часть меня». Вам понятно?

— Верится с трудом, — ответил Питер, — но думается, мысль неплохая.

— Это чистая правда.

— Сам-то ты как считаешь — отпустит меня сеньор Монтерей целым и невредимым, если я окажусь в его власти?