Макс Брэнд - Семь троп Питера Куинса

— Ты… ты… ты дурачок, Питер!

— …что я тебя даже немножко боюсь, честное слово!

— Питер Куинс!

— Я серьезно. Понимаешь, что я сейчас чувствую?

— Похоже, ты готов сморозить какую-нибудь глупость, Питер. Но все равно говори.

— Я словно вижу счастливый сон и боюсь пошевелиться «или заговорить, иначе проснусь и снова окажусь в углу зала рядом с миссис Барфитт.

Она еле слышно засмеялась, но так счастливо, что Питеру подумалось, неужели он может доставить столько радости. Он решил испытать ее и, шагнув ближе, взял руки Мэри в свои. У нее задрожали пальцы, но рук она не убрала, и Питеру казалось, что он завладел частичкой ее ума и души.

— Похоже, ты уже не боишься проснуться, Питер.

— Скажи, что ты хотя бы наполовину так счастлива, как я.

— Питер Куинс, где ты научился говорить девушке такие слова?

— Я собирался говорить тебе другие слова, Мэри. Но они вылетели у меня из головы. Я лежал по ночам, думая, что тебе скажу…

— Все это правда, Питер? Ты действительно давно обо мне думаешь?

— Уже много месяцев.

— И ни разу не взглянул в мою сторону?

— Я думал, что это нечестно… из-за Билли.

— Билли не в счет. Знаешь, почему я встречалась с ним? Он мне рассказывал о тебе, Питер!

«До чего же ловкая лгунья, — усмехнулся в душе Питер. — В воскресенье она же называла меня дубиной!» А вслух спросил:

— И что же он тебе говорил?

— Очень много, но все это не стоит и одной минуты рядом с тобой!

— Мэри! — позвал издалека голос Билли Эндрюса.

— А вот и он, — заметил Питер.

— Какой дурак!

— Здесь он нас не найдет.

— Мне надо вернуться, Питер. О, там начинают следующий танец!

Он отпустил ее руки. Она заспешила в сторону дома, потом обернулась:

— Ты сердишься, Питер?

— У меня нет права сердиться; очень хочу себя в этом убедить.

— Питер, дорогой! — воскликнула Мэри и, шагнув к нему, поцеловала в губы, тут же убежав. В этот момент Питер заметил стоявшую в тени фигуру, а затем услышал голос Билли Эндрюса.

— Подлец! — крикнул Билли. — Грязный негодяй!

— Не будь дураком, — ответил Питер, поражаясь собственному спокойствию. — Она всего лишь практиковалась на мне, чтобы потом целоваться с тобой.

— Это все твои хитрые речи! — распалялся Билли. Здесь крылась одна из причин, почему он всегда ненавидел Питера. Они вместе учились в одной школе, и из-за того, что Питер легко болтал языком и быстро хватал все, чему учили на уроках, он постоянно удостаивался похвал, а Билли чувствовал себя незаслуженно ущемленным.

— Придет время — подрежут твой болтливый язык, — пригрозил названый братец.

— Дурак ты, — зевнул в лицо ему Питер.

Результат оказался непредвиденным. Билли вообще не отличался миролюбием, но кто мог ожидать, что на сей раз он схватится за оружие? Однако именно это и случилось. У бедра блеснул длинноствольный кольт, но первый выстрел раздался с другой стороны — Питер словно фокусник извлек из-под одежды свой револьвер. Билли, охнув, повернулся и рухнул лицом вниз.

Рана оказалась нетяжелой. К тому времени, когда сбежались люди, револьверы спокойно лежали в кобурах, и Билли сумел убедить собравшихся, что он выстрелил случайно, балуясь с оружием. Его перевязали и отвезли домой, но Питер Куинс понял, что его жизнь в этом доме подошла к концу. После случившегося оставаться под одной крышей с Билли стало невозможно. Да и самому ему, по правде говоря, больше не хотелось здесь оставаться. На свете много таких девушек, как Мэри, — есть даже и получше, — и он пойдет по тропе, которая ведет к ним. Питер подошел к миссис Эндрюс, как только та оставила изголовье сына. Она окинула его ледяным взглядом.

— Думаю, Билли вам рассказал, как вышло? — заметил Питер. Она промолчала. — Я пришел попрощаться.

— Убийца! — крикнула ему в лицо миссис Эндрюс.

Юноша отправился к приемному отцу и в темной спальне рассказал Биллу Эндрюсу все как на духу. Кузнец по свойственной ему привычке некоторое время молча обдумывал его слова.

— Питер, — наконец заговорил он, — мне жаль, что ты уходишь, но было бы много хуже, если бы ты остался. И не только из-за нас, а потому, что тебе дано летать выше. А если не взлетишь, то собьешься с пути. Но мне совсем не хочется, чтобы мои парни пошли за тобой.

Выслушав напутствие, Питер направился к Симу Харперу и поднял старика с постели. Раскурив трубку, Сим внимательно выслушал рассказ парня.

Дослушав до конца, заговорил:

— Помни, сынок, рабочая рука — левая. Если противник закрывается, шуруй левой, а как откроется — кончай правой. Бей коротко и точно и не забывай двигаться.

Ворча по поводу ремней, пристегнул ногу и спустился с Питером до двери.

— Когда-нибудь, — чувствуя комок в горле, хрипло произнес его воспитанник, — я вернусь за тобой, Сим, и отвезу в такие места, где тебе до конца дней не придется работать.

— Проклятие! — прорычал Сим Харпер. — Неужели я такая развалина? Прощай, парень, да благословит тебя Бог!

Итак, Питер двинулся по улице на своих двоих: конем он еще не обзавелся. Все свои пожитки он нес в руках, часть рассовав по карманам. Перед ним бежала тропа, уводившая из дому. Из всех людей, встреченных им за оставшиеся позади годы, с грустью он расставался лишь с двумя существами — Симом Харпером и человеком, лицо которого почти забыл, — Джоном Куинси.

К утру он прошагал двадцать миль и добрался до ближайшей железной дороги. Здесь убедился, что не растерял ничего из того искусства, которое приобрел за девять месяцев бродяжничества. Забрался на тормозную площадку и за день уехал далеко за пределы округа. Когда стемнело, соскочил возле какого-то затерявшегося в горах селения и отправился на добычу. Проныра Миссисипи почитал делом чести «стучаться» только в самые большие дома. Питер Куинс почти во всем следовал его примеру, если не считать, что гордость не позволяла ему просить. Посему он принялся шарить позади большого особняка в конце деревенской улицы. Это украшенное башенками сооружение в викторианском стиле, несомненно, принадлежало достаточно состоятельному жителю.

Питер Куинс как обезьяна вскарабкался к окну второго этажа и проник внутрь. Его интересовали деньги и еда. Деньги — двадцать пять долларов — нашлись в комнате в передней части дома. Питер забрал купюры и оставил вместо них свой кольт, стоивший полсотни. Выбрался обратно тем же путем, через заднее окно, и, не думая о том, что отныне на нем кража со взломом, которая тянет на много лет отсидки, не спеша направился в отель, где от души наелся, и под покровом ночи двинулся дальше.

Соснув часов пяток в стогу сена, не стал задерживаться и с удовольствием бодро потопал вперед. Бодрящая ночная прохлада, яркие звезды, напоенный волшебным ароматом сосен горный воздух делали его путешествие легким и умопомрачительно прекрасным. На рассвете вышел к небольшой чудесной долине — посередине, причудливо извиваясь, искрился ручей, тут и там виднелись живописно разбросанные могучие деревья. На расчищенном участке — хижина. Из трубы к верхушкам деревьев поднимается дымок и, раздуваемый ветром, тает в вышине. Проголодавшемуся Питеру дымок обещал все, что надо. Но куда заманчивее показался стоявший в коррале рядом с хижиной конь светлой масти — Питер с первого взгляда понял, что конь этот предназначен для него и ни для кого больше.