Майкл Панке - Возвращенец

Под пристальными взглядами Гласс чувствовал себя неловко. Владеющие языком сиу слушали рассказ о том, как Жёлтая Лошадь нашел Гласса, в одиночестве и безоружного, тяжело раненного медведем. Остальным оставалось лишь гадать, хотя в том, что белому человеку есть о чем рассказать, никто не сомневался.

Кайова выслушал рассказ Жёлтой Лошади, прежде чем обратиться к белому человеку. 
- Кто ты? 
Казалось, белому трудно было подобрать слова. Решив, что тот его не понял, Кайова перешел на французский:
- Qui etes vous?

Гласс сглотнул и осторожно откашлялся. Он помнил Кайову по короткой остановке здесь "Пушной компании Скалистых гор" во время экспедиции в верховья реки. Кайова определенно его не вспомнил. Глассу казалось, что его внешность сильно изменилась, хотя ему так и не удалось толком рассмотреть свое лицо после нападения медведя. 
- Хью Гласс, - речь причиняла ему боль, и голос выходил каким-то жалобным, скребущим писком. - Человек Эшли.

- Ты только что разминулся с месье Эшли. Он отправил Джеда Стюарта с пятнадцатью людьми на запад и вернулся в Сент-Луис, чтобы набрать новый отряд. 
Кайова выждал мгновение, в надежде, что раненый предоставит дополнительные сведение о себе.

Но этот человек не выказывал никаких признаков, что собирается продолжить разговор, и одноглазый шотландец озвучил нетерпение собравшихся. С лёгким налётом грубого акцента он спросил:
- Что с тобой приключилось?

Гласс заговорил медленно и по-возможности скупо. 
- В верховьях Гранд на меня напал гризли. - Жалостливый писк его голоса, был ему ненавистен, но он продолжил. - Капитан Генри оставил меня с двумя трапперами. - Он вновь сделал паузу, коснувшись рукой раненного горло.- Они сбежали и украли моё снаряжение.

- Сиу пронесли тебя всю дорог до нас? - спросил шотландец.

Заметив боль на лице Гласса, Кайова ответил за него.
- Жёлтая Лошадь нашел его одного в деревне арикара. Поправьте меня, если я ошибаюсь, месье Гласс, но бьюсь о заклад, что вниз по Гранд вы пробирались сами. 
Гласс кивнул.

Одноглазый шотландец начал было новый вопрос, но Кайова оборвал его. 
- Месье Гласс расскажет нам свою историю позже. Думаю, надо дать ему поесть и выспаться. 
Очки придавали лицу Кайовы умный и добродушный вид. Он взял Гласса за плечо и повел его к срубу. Там он усадил Гласса за длинный стол и что-то сказал на сиу своей жене. Она положила полную тарелку тушенного мяса из огромного чугунного котла. Гласс проглотил еду и еще две добавки.

Кайова сидел по другую сторону стола, терпеливо разглядывая его в тусклом свете и прогоняя зевак.

Когда Хью закончил трапезу, его внезапно осенила мысль, и он повернулся к Кайове.

- Я не смогу вам заплатить.

- Я и не ожидал, что у вас собой куча денег. Как человек Эшли вы можете получить в моем форте кредит. 
Гласс признательно кивнул, и Кайова продолжил:
- Я могу снабдить вас всем необходимым и отправить со следующей лодкой в Сент-Луис.

Гласс энергично замотал головой. 
- Я не собираюсь в Сент-Луис.

- Кайова удивился. 
- А куда же вы собираетесь направиться?

- В Форт-Юнион.

- Форт-Юнион! На дворе октябрь! Даже если вам удастся проскочить мимо индейцев у деревень манданов, то пока вы туда доберетесь, наступит декабрь. А оттуда до Форт-Юниона ещё триста миль. Вы собираетесь подняться вверх по Миссури посреди зимы?

Гласс промолчал. Горло у него болело. Кроме того, он не нуждался в разрешении. Он глотнул воды из большой жестяной кружки, поблагодарил Кайову за еду и начал подниматься по шаткой лестнице на чердак. Однако на полпути он остановился, спустился вниз и вышел наружу.

Гласс нашел Жёлтую Лошадь на берегах Уайт-ривер, где тот разбил лагерь вдали от Форта. Вместе с другими сиу он задал корм лошадям, немного поторговал и собирался отбыть утром. Желтая Лошадь предпочитал держаться подальше от форта. Кайова и его жена из племени сиу всегда обходились с ним заботливо, но сам форт его подавлял. Он чувствовал отвращение и даже стыд за тех грязных индейцев, что разбили лагерь около форта и продавали своих жён и дочерей за глоток виски. Было нечто пугающее в том зле, которое могло заставить людей отказаться от прошлой жизни и существовать в подобном унижении

Кроме пагубного влияния на живущих тут индейцев, его глубоко беспокоили и другие стороны жизни форта. Он дивился затейливости и качеству товаров, изготовляемых бледнолицыми, начиная от ружей и топоров до прекрасной одежды и иголок. Но вместе с тем испытывал затаенный трепет перед людьми, способными производить подобные вещи с помощью сил, которые он не понимал. А рассказы об огромных деревнях бледнолицых на востоке, деревнях, где люди кишат, как бизоны. Он сомневался в правдивости подобных рассказов, но с каждым годом наплыв торговцев все больше увеличивался.

Теперь еще и война солдат с арикара. Да, бледнолицые хотели наказать арикара, племя, к которому он и сам не испытывал симпатий. И да, белые солдаты оказались трусами и глупцами. Он не мог понять причин своего беспокойства. По отдельности ни одно из этих тревожных событий не казалось серьезными. Но Желтая Лошадь смутно сознавал, что эти отдельные нити каким-то образом переплетаются, складываясь в предупреждение, которое он еще не мог полностью осознать.

Когда Гласс появился в лагере, Жёлтая Лошадь встал; лица индейцев освещал слабый костер. Гласс подумывал заплатить сиу за заботу, но чутьё подсказывало ему, что Жёлтая Лошадь оскорбится. Думал он и о небольшом подарке - листе табака или ноже. Подобные мелочи вряд ли могли выразить всю глубину его признательности. Вместо этого он подошел к Желтой Лошади, снял ожерелье с медвежьим когтем и надел на шею индейцу.

Мгновение Жёлтая Лошадь глядел на него. Гласс посмотрел ему в глаза, кивнул, отвернулся и побрел к срубу.

Когда Гласс вновь забрался на чердак, то обнаружил там двух вояжеров, заснувших на толстых соломенных матрасах. В тесном уголке у карниза лежала жалкая шкура. Гласс улегся и почти мгновенно заснул.

На следующее утро Гласса разбудила громкая французская речь, проникавшая на чердак из нижней комнаты. Беседа то и дело сопровождалась веселым смехом, и Гласс заметил, что на чердаке он остался в одиночестве. Он полежал ещё немного, наслаждаясь роскошью приюта и тепла. Затем перекатился с живота на спину.

Суровое лечение шамана сделало своё дело. Пусть спина его ещё не полностью зажила, но по-крайней мере из ран не сочится гной. Он вытянул руки и ноги, словно проверял сложные компоненты нового механизма. Его нога уже выдерживала тяжесть, но он по-прежнему слегка прихрамывал. Былая сила к нему не вернулась, но рука и нога работали нормально. Он подозревал, что отдача от винтовки причинит острую боль, но в том, что он её удержит, Гласс не сомневался.