Ридгуэлл Кэллэм - Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото

Поселок Форкс, ютившийся около сорока лет тому назад под тенью Скалистых гор в Южной Альберте, больше не занимает места на карте Канады. Такова участь многих маленьких поселений в новых странах — быстро появляться на свет и также быстро исчезать, не оставляя следа в памяти людей.

Было далеко за полдень, когда Джон Треслер въехал в поселок, и его усталая лошадь ленивой трусцой направилась к зеленой поляне, служившей базарной площадью. Он подтянул поводья и осмотрелся. Вокруг было пусто. В такие жаркие безоблачные дни жители Форкса не любили без особенной надобности разгуливать по улицам.

Треслер не привык к долгой езде верхом. Горло у него пересохло, руки и ноги одеревенели. Монотонность прерии действовала на него удручающе, и новая страна представлялась ему неприветливой и скучной.

Теперь он смотрел на деревянные дома, обступившие площадь, и хотя все они были одинаково невзрачны, но после долгого пути по бесконечным отлогим волнам травяной степи каждый из них говорил ему о человеческом обществе — а это теперь было главным, в чем он нуждался. Наконец в одном из окон он увидел несколько лиц, с любопытством глядевших в его сторону. Этого было достаточно! Пришпорив свою лошадь, он направился к ним.

Вслед за тем жизнь проявилась еще в форме маленького человечка, робко обогнувшего угол дома и остановившегося перед Треслером. Это была забавная фигура с темно-коричневым лицом, похожим на степную дорогу, изборожденную колеями, с длинными волосами и волнистой бородой цвета свежего сена. Его одежда вполне соответствовала его наружности: грязные молескиновые штаны, поношенная черная куртка поверх синей рубашки, ярко-красный платок, повязанный вокруг шеи, и широкополая шляпа, сдвинутая на затылок.

Треслер придержал лошадь и с трудом соскользнул на землю.

— Это поселок Форкс? — спросил он с поощряющей улыбкой.

Незнакомец замигал глазами.

— Гм… да, — пробормотал он чуть слышно.

— Не можете ли вы указать мне гостиницу?

Незнакомец уставился на широченные бархатные штаны Треслера, сшитые специально для верховой езды, и был, казалось, совершенно поглощен невиданным зрелищем. Вместо ответа он только кивнул головой в сторону дома.

Треслер с сомнением поглядел на это здание, представлявшее собою простую двухэтажную избу, покосившуюся и весьма не привлекательную с виду.

В этот момент дверь гостиницы открылась и оттуда вышли еще двое, критически посматривая на Треслера и его лошадь. Они стали у дверей и, с явным пренебрежением к новому гостю, молча жевали табак.

Треслер решился задать последний вопрос. Это было его первое знакомство с прерией, и он еще не чувствовал уверенности в себе.

— Нет ли кого-нибудь, кто бы посмотрел за моей лошадью? — сказал он нерешительно.

— Привяжите ее к тому столбу и спросите сами в трактире, — заметил маленький человек, по-прежнему с интересом осматривая нижнюю часть его костюма.

Треслер послушно последовал его совету. Затем он снова подошел к маленькому человечку, рядом с которым казался почти великаном.

— Простите, — сказал он, — могу я узнать, с кем я имею удовольствие говорить? Меня зовут Джон Треслер. Я еду в Москито-Бёнд, в ранчо Джулиена Марболта. Как видите, я здесь совсем чужой человек! Вероятно, вы это уже заметили, — прибавил он, добродушно усмехаясь.

Однако внимание маленького человека нельзя было отвлечь от заинтересовавшей его бархатной материи, и он отвечал, не поднимая глаз:

— Мое имя Ренке, а прозвище «Кабачок».

— Хорошо, мистер Ренкс…

— Меня зовут Кабачок, — прервал его тот.

— Ладно, тогда мистер Кабачок, — проговорил Треслер, улыбаясь.

— Просто Кабачок.

Это слово было произнесено с некоторой гордостью. Оно представляло собою его собственную почетную кличку, освещенную обычаем прерии: Имя же Ренкс было передано ему по наследству от родителей и не имело в его глазах никакого значения.

Треслер расхохотался.

— Отлично, Кабачок! Не пройти ли нам выпить, а? Я страшно устал, и в горле у меня аравийская пустыня.

Он сделал несколько шагов по направлению к двери и оглянулся. Мистер Ренкс не двинулся с места. Только его удивленный взгляд продолжал следить за каждым движением нового знакомого.

— Разве вы не пойдете со мной? — спросил Треслер и продолжал: — Послушайте, какого черта вы уставились на мои ноги?

Инстинкт самосохранения заставил его внимательно осмотреть свои шаровары, но он не заметил ничего особенного.

Кабачок поднял глаза, блеснувшие неподдельным изумлением из-под нависших бровей, и широкая улыбка расплылась по его волосатому лицу.

— Пустяки, — заметил он более дружелюбным тоном. — Хотел бы я представить себе того парня, для которого сшили такие штаны! — Он сплюнул и глубокомысленно покачал головой. — Ручаюсь, что это какой-нибудь городской франт и большой неженка!

Треслер был готов резко ответить, но один взгляд на мистера Ренкса и сдержанные смешки, доносившиеся со стороны гостиницы, заставили его изменить свое намерение. Он быстро повернулся и был встречен взрывом хохота. И тогда ему все стало ясно.

— Придется платить за выпивку, — сказал он с некоторой грустью. — Что ж, идем все со мною. Да, я «неженка»!

Этот ответ сразу стяжал ему достойное место в обществе. Через каких-нибудь пять минут его лошадь была поставлена в конюшню, и сам он познакомился со всеми посетителями гостиницы, еще через пять минут он уже называл всех по их кличкам и прозвищам и угощал их контрабандным виски по неслыханной цене, которую хозяин трактира Айк Карней облагал, как данью, жителей Форкса.

Айк Карней изо всех сил старался быть любезным.

— Так вы едете в Москито-Бенд? — заметил он, подавая Треслеру сдачу со ста долларов. — Отличное место, вы увидите сами. Лучшее ранчо в нашем округе!

— Еще бы, — вмешался Кабачок, взбираясь на высокую табуретку перед буфетом. — Этот старый слепой мул сумел-таки недурно округлить свои владения.

— Мул! — с глубочайшим презрением произнес Шеки Пиндль, плотник, огромный, медлительный и мрачный человек, про которого его друзья говорили, что он неспособен улыбаться. — Видно, что ты не работал у него, Кабачок! По-моему, он просто обезьяна. Правда, он лягается, как мул, но на этом кончается сходство. Всякий мул — трудолюбивый, достойный гражданин, чего нельзя сказать о Джулиене Марболт.