Луис Ламур - Золотая ловушка

— Это кедр и еще один такой смолистый кустарник, который пахнет креозотом. Некоторым он не нравится, они называют его «маленькая вонючка». А индейцы используют его против ревматизма.

Некоторое время мы оба молчали, а потом я заметил:

— На костре из креозота хорошо стряпать бобы, он придает им приятный привкус. Вы когда-нибудь попробуйте, после этого все остальные бобы будут вам казаться безвкусными. — Огонь потрескивал, я добавил в костер несколько сухих веточек и потом добавил: — Нехорошо, что вы так от него ушли. Он, верно, жутко беспокоится.

Она посмотрела на меня через костер холодно и вызывающе:

— Это не ваше дело.

— Миссис Мэллори, после того как вы навязались на мою шею, это стало и моим делом. Когда девушка выходит замуж за солдата, она должна быть готова вести такую жизнь, которую ведут солдаты. А у вас, мэм, сдается мне, мужества не хватило, вы и сбежали, испугались грязных полов. Если женщина любит своего мужа, она не станет обращать внимания на такие пустяки, а вы, мэм, избалованы. Просто избалованы.

Она поднялась на ноги и стояла, холодно и высокомерно глядя на меня, словно она Бог весть какая персона.

— Если вам не нравится мое общество, я уйду.

— Никуда вы не уйдете. Прежде всего, вы не имеете понятия о том, где находитесь и как попасть туда, куда вам нужно. Вы умрете от жажды, если до того не попадете в когти ко льву.

— Ко льву?

— Да, мэм. — Я в общем-то ее не обманывал, потому что где-то в Аризоне точно охотился лев. — А кроме того, здесь полно змей, и ночью вы их не увидите, заметите только тогда, когда наступите. — Она стояла в нерешительности, потеряв уверенность в себе, а я продолжал, желая довести свою мысль до конца: — В этих краях женщине нужен мужчина, непременно нужен. Но и мужчине нужна женщина. Как вы думаете, как сейчас себя чувствует ваш муж? Жена осрамила его перед всеми, убежала из дому, как ребенок.

Она снова присела к огню, однако на меня смотрела сухо и непримиримо.

— Я буду вам благодарна, если вы меня доставите в Хардивилл. Я не собиралась навязываться вам на шею, как вы изволили выразиться. И я с удовольствием заплачу сам за ваши хлопоты.

— У вас не шибко много денег.

— Не смейте говорить «шибко», — буркнула она.

— Благодарю, мэм, — сказал я, — но теперь неплохо было бы вам чуток поспать. Завтра нам надо проехать пять, а лучше десять миль, и у меня не будет возможности возиться с усталой дамочкой. Вам придется крепко сидеть в седле, а не то я брошу вас в пустыне.

— Вы не посмеете.

— Очень даже посмею, мэм, можете быть уверены. Оставлю вас здесь, и визжите сколько вам угодно, все равно это вам не поможет. Ложитесь и спите. Как только рассветет, мы снимемся с места, как совы, которые спешат скрыться с первыми лучами солнца.

Взяв ружье, я отправился на разведку и, усевшись на каменную глыбу, стал смотреть и слушать. Огонек по-прежнему мерцал вдали, словно звездочка, упавшая с неба.

Когда я вернулся к костру, она лежала на приготовленной мною постели, закутавшись в одеяло, и, по всей видимости, спала. Ее лицо, на котором играли блики нашего маленького костерка, стало таким спокойным и безмятежным, что она казалась маленькой девочкой.

Еще до рассвета я открыл глаза. Мне потребовалось не более одной-двух минут, чтобы оседлать наших полудиких мустангов. После этого я приспособил для нее седло на вьючной лошади. Груза у меня совсем немного, так что лошадь не будет перегружена. Затем приготовил кофе и разбудил ее, осторожно дотронувшись рукой до ее плеча. Она мгновенно открыла глаза и, увидев меня, чуть не заорала во все горло. Но я ее понимаю и не могу осуждать за это. Рост у меня шесть футов три дюйма, широкие плечи и большие руки, высокие скулы и рожа, прокопченная на солнце, так что меня не отличить от индейца; к тому же я давно не брился — ничего удивительного, что она испугалась.

— Вам нужно хоть немного поесть, — предупредил я. — У вас на все пять минут.

Когда мы выехали, все еще сверкали звезды. И я с удовольствием обнаружил, посмотрев в сторону давешнего костра, что огня не видно.

Время приближалось к полудню, солнце пекло вовсю. Мы перевалили через высокую седловину и выехали на равнину, по которой там и сям росли высокие деревья. Мормоны назвали их «джошуа» — им казалось, что они напоминают человека, воздевшего руки к небу.

Так мы и ехали по той долине, и все утро я не замечал позади нас пыли, и вдруг, совершенно неожиданно, из ущелья показались четыре всадника. Я узнал их сразу — толки о них и о том, как они выглядят, ходили повсюду в наших краях.

— Привет, Куперы! Вы что-нибудь ищете?

Они окинули взглядом Кристин Мэллори, а потом посмотрели на меня.

— Ищем тебя, — усмехнулся один из них, — и то самое золото, а заодно прихватим и красотку, в качестве премии, так сказать.

Как я уже говорил, когда дальше бежать уже некуда, то можно либо разговаривать, либо драться. Лично я предпочитаю разговаривать, и чем дольше, тем лучше.

— Ничего вы не получите, — заявил я. — Меня зовут Телль Сэкетт, а точнее Уильям Телль Сэкетт, поскольку мой папаша сильно уважал этого Уильяма Телля. Мы, Сэкетты, происходим из Камберленд-Гэп, что в Теннесси, и папаша постоянно нам внушал, что никогда не следует ничего отдавать без драки, в особенности когда речь идет о деньгах или о женщине. Ну так вот, — продолжал я, прежде чем они успели вставить слово, — люди говорят, что я не мастер петь, там, или пиликать на скрипке, а что до танцев, то ноги у меня для этого слишком длинные. А вот если с кем подраться, то — пожалуйста, я всегда готов. Вижу, вы, ребята, любите медные пуговицы — вот они, у вас на куртках. Я так полагаю, что пуля из моего 44-го вгонит такую пуговицу в брюхо так глубоко, что доктору придется запрашивать ордер на обыск, чтобы ее отыскать. — Моя лошадь беспокоилась, никак не хотела стоять на месте, а я делал вид, что сдерживаю ее. — Кроме всего прочего, — разливался я соловьем, — здесь со мной жена генерала Джемса Уитфилда Мэллори, и если вы только ее тронете, вам придется уносить ноги с этой территории и как можно скорее, он не такой человек, чтобы оставить дело без последствий, он поднимет на ноги всю пограничную армию, чтобы вас отыскать.

Моя лошадь внезапно забеспокоилась, стала вертеться, и стоило ей повернуться к ним левым боком, как я, воспользовавшись моментом, мгновенно выхватил свой револьвер, и, когда лошадь успокоилась, мой кольт смотрел в их сторону.

Быстро доставать оружие па начал меня учить, заставляя постоянно практиковаться, с тех самых пор, как я настолько подрос, что моя кобура при ходьбе перестала волочиться по земле. «Сын, — говорил он, — если тебе понадобится револьвер, он должен быть у тебя в руке, а не в кобуре».