Луис Ламур - Перестрелка на ранчо

Он отшатнулся, нашпигованный свинцом так, что недолго и утонуть, но продолжал стоять, рыча и чертыхаясь, прожигая меня взглядом. Но вскоре блеск в его глазах потух, и он опустился на землю, продолжая шептать проклятия. Я обернулся к Кетлю, но с ним было покончено.

Обращаясь к темному ряду мужчин, стоявших возле лошадей, я крикнул:

— Порядок, ребята! Бросайте оружие!

Они, очевидно, подумали, что я окончательно рехнулся. Я получил пулю, а может, и не одну, и мои револьверы были почти пусты, а я призывал сдаться дюжину крутых мужиков, прошедших огонь и воду.

— Он прав! — Из-за угла сарая появился Коротышка Карвер. — Расстегивайте ремни! Вы окружены!

— У меня в руках дробовик и полно зарядов! — Это крикнул Уин из окна.

Они колебались, и я их понимал. Их было двенадцать человек, но из-за угла сарая на них была направлена винтовка, а из окна — дробовик. Винтовка Спенсера стреляет пулями 56-го калибра весом в 360 гранов. Не надо большого воображения, чтобы понять, что из «спенсера» достанется не одному, а с пулей 56-го калибра внутри далеко не ускачешь. Что до дробовика, то он двуствольный, что означает смерть двоих без перезаряживания. Был еще и я, нетвердо стоящий на ногах, но сделавший лишь один промах, и никому не хотелось проверять на себе, промахнусь ли я еще раз или нет.

— Да к дьяволу это все! — Черноусый верзила, вспомнивший меня по Соноре, отстегнул свой пояс с оружием, и это послужило сигналом для остальных. Все побросали пушки.

В этот момент из-за горы показались шестеро всадников. Они на рысях въехали во двор. У двоих на груди были шерифские значки. Я повернулся и медленно побрел к Хью, навстречу выскочившим из дома Уину и Мэгги.

Опустившись на одно колено, я осторожно перевернул Хью. Веки его дрогнули, и он посмотрел на меня. Ему уже никто не мог помочь: Билл Кейз не тратил пули даром. Удивительно, как он до сих пор был жив.

— Спасибо, малыш! — прошептал он. — Ты подоспел вовремя! Ты с Мэг… я рад! Правда рад! — Он судорожно, со всхлипом вздохнул три раза и продолжал: — Дя… дя Том… сказал, почему он… оставил ранчо… тебе. Он знал, что я… вор. Я был дурак.

Мы внесли его в дом, но еще до наступления дня он откинул шпоры.

А в другой комнате страдал я. Я все же заглотил две пули, а не одну, и доку пришлось одну вырезать. Было жутко больно, и они дали мне пулю в зубы, чтобы кусать, пока док рылся в ране. Мэг была со мной, не отходила ни на шаг, хотя я и посылал ее посмотреть, как там Хью.

Хью отходил, и незадолго до его конца я вылез из постели и пошел к нему. Док кричал, что это безумие, но я пошел.

Он был в сознании и посмотрел на меня с кровати.

— Да что уж там, Хью, — сказал я. — Передай привет дяде Тому.

— Думаешь, мы с ним встретимся? — тихо прохрипел он.

— Без сомнений! — уверил я. — Любой ковбой может однажды поехать не по той дороге или поставить на корове не то клеймо. Но я думаю, что Инспектор там, наверху, во всем разберется!

— Спасибо, малыш, — повторил он. — Когда ты вырастешь, ты будешь большим человеком!

Я взял его за руку, и он, глядя мне в глаза, чуть сжал мою ладонь.

— Твой малыш весь в тебя, — мягко сказал я. — Пусть живет, как умеет!

И знаете, я могу поклясться, что он улыбнулся… Все же мне повезло иметь такого друга, как Хью.

В старые времена на Западе люди не доверяли судам. Многие предпочитали на месте судить преступника и сразу же приводить приговор в исполнение.

Часто это был вопрос простой целесообразности. Представьте, что вы застукали в поле человека, клеймящего своим клеймом ваш скот. Вы наставляете на него револьвер и ведете его в город, до которого, может быть, все пятьдесят миль, передаете в руки шерифа и возвращаетесь к себе на ранчо.

Через несколько дней вам придется снова поехать в город, чтобы быть свидетелем обвинения в суде. Потом вернуться домой. И так вы наездите четыре, а то и пять сотен миль — для того лишь, чтобы покарать одного преступника.

Гораздо проще было бы повесить молодца на месте преступления, что часто и делалось. Так экономили время и берегли коней.

Лео Карвера должны были повесить во вторник, и любимым развлечением зевак было наблюдать за постройкой виселицы. Это была первая официальная казнь в городке Кэньон-Гэп, и первая виселица, построенная на Территории. И жители Кэньон-Гэпа хотели, чтобы все было как надо.

С окрестных ранчо собирались ковбои, с приисков — горняки в тяжелых башмаках. Все девять салунов должны были закрыться на время экзекуции. На улице за «Паласом», где вдоль ручья выстроились тополя, Толстуха Мэри дала девочкам трехчасовой отпуск: один час на казнь, один на оплакивание покойника и еще один на заливание горя в салуне.

Ибо Лео был щедрый парень, которого будет не хватать на улицах. Лео был певец с голосом чистым, как горное эхо, и свежим, как дуновение ветерка в цветущем шалфее. И еще Лео был красавцем, который чересчур ловко управлялся с револьвером. И вот его-то и собирались повесить на первой в Кэньон-Гэпе виселице; на его-то казнь и собирался люд со всей округи.

Сквозь зарешеченное окно Лео смотрел на возведение виселицы.

— Повыше мостите! — кричал он плотникам. — И покрепче! Завтра на ней повесят лучшего парня в Кэньон-Гэпе!

Старина Пеп, который искал в Разбитых холмах золото еще тогда, когда Кэньон-Гэпа не было и в помине, вынул изо рта трубку и сплюнул в пыль.

— Тут он прав, — сказал он. — Если бы сейчас с гор повалили апачи, то я бы предпочел оказаться рядом с Лео Карвером, чем с любым праведником из тех, которые его вешают.

Редактор Шаффе кивнул.

— Никто не станет отрицать, что Лео — боец, — согласился он. — Он был отличным парнем, пока до него не добралась цивилизация.

Это была самая лучшая эпитафия Лео, и ни один из услышавших ее не мог в душе не согласиться.

— Кое-кто, — добавил старина Пеп, — вздохнет с облегчением, когда из-под него выбьют табуретку. Могу поклясться, что, когда Лео вытянет шею, многие перестанут просыпаться в холодном поту.

— Поосторожней с намеками. — Джейз Форд неловко поерзал на лавке. — Береги здоровье.

— Когда Лео повесят, будет уже все равно, — буркнул Пеп. — Говорить правду — единственная роскошь, доступная в моем возрасте. У меня нечего взять, кроме жизни, да и та мне не дорога. К тому же лишить меня жизни можно только выстрелом в спину, если только меня не сумеют повесить законным путем, как беднягу Лео.

Никто не ответил, но Шаффе помрачнел, глядя на виселицу. Ни у кого не было сомнений, что Лео Карвер — нарушитель закона. Все знали, что он тут и там угонял скот, что он оскорблял честных горожан, буяня в «Паласе» и на улице. И наконец, он участвовал в нападении на дилижанс на Раузен-Сок — но тут как раз начинались сомнения.