Генри Уилл - Золото Маккены

— Скажи, ты жаден до золота, Маккенна? — спросил древний воин. — Неужто ты похож на всех тех белых, что раньше встречались на моем пути? Отдашь ли ты жизнь, честь, честь своей женщины за желтый металл?

Белый человек никак не мог понять, откуда старому апачу известно его имя, потому что сам он с этим индейцем раньше не встречался. Не знал, к какому клану принадлежит старик, с какой ранчерии пустился путешествовать по этой дикой пустыне — ничего. Не знал даже, где он потерял сознание. Слепящим глаза знойным полуднем Маккенна отыскал апача среди каменной пустоши, но откуда он приполз, ему было неизвестно. Старик стоял на пороге смерти, но говорил о золоте. Этого рыжий старатель понять не мог, поэтому его умные голубые глаза сузились и потемнели от досады.

— Что ты, собственно, имеешь в виду? — задал он встречный вопрос. — Похоже, речи о желтом металле не было. — Он заговорил по-испански, как и старый индеец. Услышав знакомый язык, апач довольно кивнул

— Верно, — сказал он. — Но, знаешь, мне хотелось как-то отблагодарить тебя за любезность Ты ведь знаком с обычаями моего племени: не в наших правилах оставлять долги неоплаченными.

— Господи! — улыбнулся белый. — Еще бы мне не знать людей твоего племени: одиннадцать лет я довольно удачно избегал встреч с ними. Ты это имел в виду, говоря о том, что я вас знаю?

— Айе! — откликнулся старик — Именно А теперь скажи, Маккенна, ты слыхал о каньоне Дель Оро? О том месте, которое апачи называют Сно-та-эи9

— Ты говоришь о древней легенде Каньон Забытого Золота?

— Да, о том, что нашел один белый во времена вождя Нана.

— Это был Эдамс. Значит, речь идет о Руднике Погибшего Эдамса? Не теряй времени и сил, старик. Я старатель, а не охотник за призраками. Обманки типа этой — не для меня.

— Но ты знаешь эту историю?

— Разве есть в Аризоне хоть один белый, который бы ее не знал? Или давай по-другому: существует ли на Дальнем Западе хотя бы один человек, не слыхавший об Эдамсе и каньоне самородного золота?

— Легче, легче, — сказал апач. — Я просто хотел узнать, знаешь ли ты об этом месте, или нет.

— Знать об этом месте, значит не знать ничего, вот так-то, старик, — сказал Маккенна не без теплоты в голосе. — В этой стране «золотых каньонов» сотни. Эти россказни о затерянных сокровищах прилипчивее, чем песчаные мушки.

— Правда, правда…

Старик вздыхал, со свистом произнося слова, его слезящиеся глаза уставились поверх головы старателя на поднимающиеся от песка волны жара.

— Я люблю эту землю, — проговорил он. — Сердце мое ноет от печали при мысли о расставании с ней.

Маккенна кивнул. Сам он был довольно молод, но успел уже многое повидать в этой жизни.

— Не хочется уходить, даже когда настает время, — ответил он. — Человек не верит в то, что он настолько уж постарел или устал от жизни.

— И это правда, — сказал старик, — сущая правда.

Белый встал и вышел из тени, которую отбрасывала нависающая над ними огромная скала, охранявшая исток ручья от выгоревшей пустыни, затянутой в ожерелье желтых гор на сотни миль вокруг. Потом задумчиво передвинул одну из ног старика с солнцепека в тень. Намочив в ручейке собственный шейный платок, Маккенна вымыл им лицо старого индейца, выжимая материю так, чтобы капли воды стекли с морщинистого лица на рубашку и грудь апача.

— Хорошо, — сказал тот. — Очень хорошо. Меня удивляет то, что ты, белый, так заботишься — и о ком? Об апаче!

Маккенна вновь улыбнулся и пожал плечами.

— Я не из тех, кто докапывается до причин собственных поступков.

Старик кивнул.

— Для своего возраста ты на удивление мудр, — сказал он. — Интересно, почему?

— Опыт, — откликнулся Маккенна, вновь протирая тряпкой морщинистое лицо. — Сможешь немного попить?

— Теперь да, благодарю…

Индеец сделал несколько судорожных глотков, но захлебнувшись, пролил остатки воды себе на грудь, и виновато улыбнулся, покачав головой.

— Дурак старый, старый дурак, — сказал он мягко.

— Насчет старости согласен, — откликнулся Маккенна, — но не дурак.

— Грасиас, — пробормотал старик и затих.

Молодой человек тоже погрузился в полудрему. Жара мешала разговору. Скажем больше: это место было вообще не предназначено для белого, неважно, говорящий он или немой. Маккенна думал о Пелоне: кого сейчас преследует этот безжалостный бандит, и самое главное — где он? Мысль о Пелоне пришла сама собой. В начале этого месяца полуапачский метис объявил, что собирается покинуть свое убежище в Мексиканской Сьерре и двинуться на север, и что, в частности, дела приведут его как раз в бассейн ручья Спаленного Рога, и на время данного набега эти места для белых станут прохибиендо. Услышав новости, Маккенна удивился: что этому дьяволу здесь понадобилось? Зачем ему рисковать своей головой, возвращаясь в Аризону? И армия и полицейский департамент давным-давно поместили Пелона в списки «взять мертвым», и он не появлялся на северной границе с 94 — го года, когда вместе с Апач-Кидом совершал дерзкие рейды с налетами и ограблениями.

Маккенна покачал головой. Рассиживать здесь в пятидесяти милях от ближайшего источника, да еще с Пелоном Лопесом за спиной не следовало. Правда, его бы здесь давно не было, если бы он не остановился у пересохшего русла, чтобы помочь отойти в Края Вечной Охоты этому старому индейскому воину. Подобное поведение было естественным: не следовало оставлять бедного старика умирать на солнцепеке. С другой стороны, это был опрометчивый и безрассудно-отчаянный поступок, а Маккенна не был ни безрассудным, ни опрометчиво-отчаянным человеком. Конечно, в Аризоне войны с индейцами давно закончились, и апачи осели в резервациях. Но одиночки типа Пелона из разбитых и рассеянных банд зверствовали хуже прежнего. Если оседлые переселенцы могли больше не опасаться индейских отрядов, то старателям и бродягам доставалось в два раза больше. Глен Маккенна покачал головой и подумал о том, что сейчас, в июле 1897 — го года, возле Яки-Спринг, в пустыне Спаленного Рога он подвергается постоянной, смертельной опасности.

— Старик, — сказал он с трудом. — Ты так и не назвался. Мне кажется пора, потому что я мог бы рассказать о тебе твоим соплеменникам, если с кем-нибудь повстречаюсь.

Голова старика в свою очередь качнулась из стороны в сторону.

— Конечно, ты можешь кого-нибудь встретить, — сказал он. Но им до меня нет никакого дела. Если человек состарился, если у него выпали все зубы и он больше не может работать и охотиться, то о нем забывают все, кроме какого-нибудь белого… вроде тебя. Вот чего, кстати, я никогда не мог понять: почему это белые не бросают своих стариков? Странная слабость для таких кровожадных во всех прочих отношениях людей, тебе не кажется?