Э. Шевалье - Черноногие

— Вижу, — сказал Морау со смехом, — что ты хороший миссионер и добрый товарищ. Ты именно таков, каким показался мне по наружности — любитель благ насущных. Ну, после этого мы с тобой найдем общий язык, ко взаимному удовольствию.

Говоря это, Марк изучал физиономию патера Людовика. Он все еще колебался в окончательном мнении о нем: то верил ему, то вдруг начинал сомневаться, и сам не зная, что о нем думать.

— Сын мой, — возразил миссионер, — тот не мудрец, кто о себе забот не знает.

— Это изрек пророк Даниил! — воскликнул Марк насмешливо.

— Сам царь Соломон, мудрейший из мудрых, не пренебрегал поощрением удобств своих. Он пил из золотых и серебряных сосудов, ему прислуживали прекраснейшие женщины его государства. Увы! Даже страшно становится, не слишком ли много он заботился о благах земных.

Лицо Марка прояснилось, и последние облачка сомнений рассеялись.

— Ну, преподобный отец, природа создала тебя по образцу титана, ты обладаешь большим количеством крови, костей и мускулов и, вероятно, в последнее время много страдал от скудости пищи. Готов заложить двадцать пять золотых теперь, когда удостоверился, что ты принадлежишь к числу любителей пожить в свое удовольствие, что ты более заботишься о чаше пылающего пунша, чем о спасении душ, и что для тебя доллары выше покаяния в грехах.

— Не говорите так легкомысленно при новообращенных, — отвечал патер Людовик с выразительным жестом, — я ревностно желаю, чтобы семя, посеянное мной, принесло обильные плоды.

— Патер Людовик, я вижу, ты опытный плут. Ну, твое миссионерское горло, надеюсь, ничего не имеет против глоточка виски? Крис, передай-ка флягу почтенному миссионеру.

— Мне, может быть, неприлично подавать дурной пример этой головне, вырванной из адского огня, однако считаю своим долгом выразить вам благодарность за оказанную мне почтительность, потому я прикоснусь только устами к этому нечестивому напитку… Послушай, Натянутый Лук, — обратился он к индейцу, — смотри в сторону, не видать ли там чего подозрительного?

Вавабезовин покачал головой, с завистью посматривая на флягу, которую Крис подал миссионеру.

— Нет, нет, сын мой, — сказал миссионер в ответ на безмолвную просьбу краснокожего, — этот напиток слишком крепок и имеет возмутительную силу для существа, еще такого слабого в вере, как ты.

После такого глубокомысленного назидания миссионер приставил флягу к губам. Долго оставалась она в поднятом положении, издавая мелодичные булькающие звуки. Если бы эта фляга вмещала менее трех пинт 15, то патер Людовик, по всей вероятности, вытянул бы ее до последней капли. После такого обильного возлияния, он прищелкнул языком и, переведя дух, сказал Крису:

— Pax vobiscum!

— Это означает, что в фляге ничего не осталось? — осведомился Крис.

— Это означает: «Мир с тобой», — уточнил пастор.

— Да ничего почти и не осталось! — проворчал Крис, с печалью созерцая внезапный отлив желанной волны.

— Поистине мое внутреннее существо согрелось и освежилось одновременно. Может быть, маленькая доза не повредит моему новообращенному язычнику. С вашего позволения, он омочит язык в этом напитке, хотя, смею уверить, что благотворное влияние моих проповедей значительно уменьшило жадность его стремления к огненной воде.

Патер Людовик передал флягу новообращенному, который с жадностью схватил ее и залпом осушил до дна.

— Какая жалость, что мы не догадались захватить пару пинт виски и для красавицы! — ворчал Крис. — Хорошо они обращены, нечего сказать! Да будь здесь еще двое таких обращенных, то, наверное, целой бочки не хватило бы на честную компанию.

— Миссионер, — сказал Морау с искренним воодушевлением, — переходи ко мне, и тебе будет всего вдоволь. Но прежде поклянись, что не выдашь моей тайны.

— Мое звание обязывает меня к сохранению тайн. Душа моя есть верное хранилище чужих тайн. Много слышал я признаний, от которых солнечный свет мог бы помрачиться. Я принимал исповедь многих великих грешников. Итак, идите вперед и не бойтесь ничего.

— А краснокожие? — спросил Марк.

— Они последуют за мной, и я отвечаю за их примерное поведение.

— Погодите одну минуту, — сказал Марк, и, отведя в сторону Криса, переговаривался с ним так тихо, что их слова не долетали до других.

Морау вернулся к миссионеру глубоко озабоченный.

— Патер Людовик, — сказал он строго, — вы пойдете со мной, и за нами последуют ваши спутники, но предупреждаю вас, малейшая нескромность с вашей стороны может оказаться для вас роковой. Если вы когда-нибудь откроете то, что увидите, услышите или узнаете, то расплатитесь со мной жизнью. Понятно?

— Ручаюсь вам, что по природе и по долгу я нем как могила. Ведите меня, куда хотите, и вы всегда найдете во мне надежного, веселого и разумного товарища.

— Жизнь, как вам известно, не такая вещь, чтобы ею легко рисковать. Если выйдет что-нибудь неприятное, пеняйте на себя, потому что я предупреждал вас. Что касается индейцев, — продолжал он, понижая голос, — так у нас есть надежное средство спровадить их, если они заартачатся.

Глаза Марка в сотый раз устремились на молодую дикарку. Ее необыкновенная красота, видимо, привлекала его. Однако, отгоняя мысли, которые ее внешность возбуждала в нем, он быстро спускался по утесу, за ним последовали все остальные, и вскоре все сидели в лодке.

Крис Кэрьер схватил весло, и вскоре легкая байдарка причалила ко входу в подземелье, куда мы уже два раза приводили читателя.

Патер оказался большим весельчаком. «Несчастный напиток» оказал заметное влияние на его поведение. Он, по-видимому, был равнодушен ко всему окружающему, тогда как Вавабезовин, со свойственным его племени осторожностью и подозрительностью, недоверчиво посматривал на мрачный вход в пещеру. Его дочка тоже проявляла нежелание вступить туда.

— Иди вперед, краснокожий, и не бойся ничего! — сказал ему Крис. — Я уверен, что ты бывал в местах и похуже этого.

Потом, обратившись к дикарке, он добавил:

— Ступай за нами, черноглазая красавица. Не притворяйся робкой ланью, никто тебя тут не ранит.

А Марку он в то же время шепнул:

— Замечаете ли вы ее взгляды, капитан? Они острее иголки. Я уверен, что у нее в голове полно коварства и злобы. С ней держи ухо востро! И вместе с тем поневоле на нее засмотришься. Не бросай она иногда таких свирепых взоров, что была бы за жена для такого бравого молодца, как я!

— Переговори с ее отцом, — сухо посоветовал Марк.

А веселое расположение духа патера усиливалось с каждым шагом. Он напевал игривые песенки, часто перемешивая их латинскими восклицаниями.

— Однако, сын мой, ваше гостеприимство холодновато, — сказал он наконец, вздрагивая от холода. — В галереях вашего замка не очень-то жарко.