Макс Брэнд - Возмутитель спокойствия

— Какого черта тебе от меня надо? — снова напустился на меня Уотерс.

— Ты идиот, — сказал я. — Ведь Чип едва не заплакал! Ты что, не видел этого? У него же слезы стояли в глазах.

Уотерс тяжело привалился к дереву, закрыл глаза и застонал.

Конечно, мне хотелось, чтобы он немного помучился, но теперь мне его даже жалко стало.

— Он с этим справится. Все будет хорошо, — поспешил успокоить я его.

Уотерс покачал головой.

— Он никогда не простит меня, — проговорил он. — Он, наверное, понял, что ты обо всем догадался. Он простил бы мне многое другое, даже то, что я ударил его. Но я унизил его, и этому нет прощения! Никогда! Ему гордость не позволит, ведь он ирландец!

И немного помолчав, добавил:

— У него на лице была кровь?

— Ага, — подтвердил я.

Уотерс снова застонал и принялся расхаживать взад и вперед.

— Я избил его до крови, — заключил он, — а ты знаешь, чем я ему обязан?

— Слыхал кое-что, — согласился я.

— Он кровь проливал за меня! Не отступал ни перед чем! И все это лишь ради того, чтобы потрафить моим прихотям.

— Он отличный парень, — сказал я. — Просто бесподобный.

Уотерс выругался от досады.

— Я знаю, что все это время был лишь проклятьем и тяжкой обузой для него, — заявил он. — А я мечтал о том, чтобы поднакопить деньжат и осесть где-нибудь, взяться за ум. Как все было бы здорово! Он бы у меня катался как сыр в масле. Я бы создал для него такие условия, о которых можно только мечтать. И отказываться от задуманного не собираюсь. Только… я знаю, что он не примет ничего от меня. Он даже видеть меня не захочет. Пройдет какое-то время, он подрастет и вернется, чтобы расквитаться со мной за все!

Я кивнул. Ситуация казалась предельно ясной. Надо сказать, что и мальчишка сам по себе был прямодушен, и он был явно не из тех, кто способен прощать или забывать обиды.

Затем я припомнил ещё кое-что и сказал:

— Послушай, старина, он же любит тебя.

— Ага, и именно поэтому я вот так по-свински обошелся с ним!

— И что ж из этого? — стоял я на своем. — Знаешь, Даг, настоящий друг всегда поймет и простит. А Чип — настоящий друг.

Он резко обернулся ко мне.

— Ты видел повязку?

— Да, — подтвердил я. — Я её видел.

— Эта скотина шериф подстрелил мальчишку, прежде, чем сумел поймать его, — продолжал Уотерс.

— Похоже на то, — согласился я.

— Я убью этого Мерфи, — заявил Уотерс. — Я из него всю душу выну.

Он продолжал расхаживать взад и вперед. Он изо всех сил пытался говорить спокойно, и это ему удавалось.

— Деньги у меня есть. Четверть миллиона — на первое время хватит. Этого должно вполне хватить для того, чтобы обзавестись хозяйством и попытаться чего-нибудь добиться в этой жизни. Если я не справлюсь даже с этим, то, значит, я не гожусь вообще ни на что. Знаешь, Джо, ведь я прожил никчемную жизнь, всегда выбирал тот путь, что полегче. А ты знаешь, почему теперь я хочу изменить свою жизнь и стать порядочным человеком?

— Наверное, из-за Чипа, — предположил я.

Он изумленно уставился на меня.

— Как это ты догадался?

— Все очень просто. Потому что сам Чип парень порядочный, и потому что дороже него у тебя больше никого нет.

Уотерс задумчиво кивнул.

— Точно, — подтвердил он. — Так и есть. Он же честный до безобразия. Знаешь, какие номера он иногда откалывал?

— Ну и какие же? — заинтересовался я.

— После грабежа — а иногда Чип помогал мне в этом довольно существенно — я всегда пытался поделиться добычей с ним. Так сказать, отдать ему его долю. Он же всегда отказывался и лишь говорил: «Мне хватает тех денег, что я зарабатываю». Представляешь, он ни разу не назвал меня бандитом, ни разу ни в чем не упрекнул.

— Он же любит тебя, дружище, — повторил я.

— Я обеспечу его на всю жизнь. Он никогда ни в чем не будет нуждаться, — пообещал Уотерс.

— Ну конечно же, все так и будет, — поддержал его я.

— Мерфи его ранил! — сказал он.

— Мерфи выполнял свой долг, — напомнил я.

— Долг? Стреляя в мальчишку? — уточнил Уотерс, снова начиная закипать.

— Да. Чувство долга для Мерфи превыше всего.

— И оно же сведет его в могилу, — пообещал Уотерс.

— Он и сам это знает, — ответил я.

Он недоуменно уставился на меня.

— Что ещё он знает?

— Он знает, что эта работа доконает его. Ему, кстати, тоже не доставляет особого удовольствия гоняться с ружьем за мальчишками.

— Ты его выгораживаешь, как будто вы с ним друзья, — холодно заметил Уотерс.

— Да, — ответил я. — Он мой друг. И один из самых лучших.

— Тогда знай, что я собираюсь убить этого твоего дружка, — объявил Уотерс.

— И угодишь на виселицу, — спокойно сказал я.

— К твоему сведению, он будет не первым и не последним, в кого я всажу пулю из своей любимой пушки, — ответил он, презрительно усмехаясь.

— Он будет первым честным человеком, — уточнил я.

— Что? — воскликнул Уотерс.

— Эх ты, чучело, — вздохнул я, — ты же прежде никогда не связывался с порядочными людьми. И уж тем более, не расстреливал их. Мошенники и проходимцы, по какую бы сторону закона они не стояли, это одно дело, в них тебе постреливать приходилось. Но ведь в людей честных и порядочных ты ещё никогда не стрелял. И сам об этом прекрасно знаешь. Когда ты прежде пускал в ход оружие, то в некотором смысле оказывал тем самым обществу большую услугу. Разве я не прав?

Он снова пристально уставился на меня.

— Ты что, пытаешься меня убедить, что я почти святой, да? — спросил он.

— Перестань, Даг, — ответил я, — ты же всегда был нормальным парнем. Что правда, то правда, путь в жизни ты выбрал самый простой. И вот результат. Но у тебя сердце честного человека.

Уотерс изумленно глядел на меня.

— Ну ладно, — сказал он наконец, — раз уж ты так считаешь, то можешь думать, как хочешь. — Но по всему было видно, что мои слова его задели. — Как ты думаешь, а сейчас мне уже можно вернуться к нему? — задал он новый вопрос, меняя тему разговора.

— Конечно, можно, — подхватил я.

— Что ж, тогда я сейчас пойду, встану перед ним на колени и буду молить о прощении! — решительно объявил Уотерс.

— А я пойду прогуляюсь, — сказал я. — Вернусь минут через пятнадцать, так что все это время в твоем распоряжении.

Я углубился в заросли и бесцельно бродил среди сосен. Потом же, когда мне начало казаться, что пятнадцать минут уже прошли, решил выждать для верности ещё четверть часа. Вокруг царило кладбищенское безмолвие; со всех сторон меня окружали мрачные сосны, и даже перелетавшие с ветки на ветку белки не издавали при этом ни звука, как будто все разом потеряли голос. Я бродил среди деревьев, думая о Уотерсе, Чипе и Шерифе, пытаясь вообразить себе, чем все это может обернуться, но только, как я не прикидывал, а только логика подсказывала мне, что избежать убийства на сей раз не удастся. Потому что Уотерс никогда не простит шерифу того выстрела, которым он — взрослый мужик! — ранил Чипа в ногу.