Макс Брэнд - Всадники равнин

Толпа отметила этот завершающий удар победным воплем.

Но Обмылок в душе молился о том, чтобы его противник поднялся на ноги, мечтая ударить ещё раз, но зато немного — совсем ненамного — посильнее!

Эта мольба, казалось, была услышана. Канадец медленно приходил в себя, корчась на полу и поднимая колени.

— Пять! — считал рефери, и Канадец сжался ещё больше.

— Он готов! — вопила толпа.

— Шесть! — выкрикнул рефери.

Бедный Канадец перевернулся на живот и теперь попытался приподняться, опираясь на руку и одно колено. Но все его тело била дрожь — не от боли или слабости, а от страха. Больше всего на свете он боялся занесенного над ним в воздухе сокрушающего кулака мулата.

— Семь!

И тогда с другого конца ринга, перекрывая, рев толпы, раздался пронзительный, срывающийся на визг голос его собственного менеджера:

— Ты что, ополоумел, что ли? Хочешь распрощаться с карьерой и большими деньгами?

— Восемь!

Охваченный нервным безумием, он внезапно вскочил на ноги, и быстро ударил сразу обеими руками в лицо Обмылку. Но повергнуть бесчувственное чудовище было, казалось, невозможно.

И тогда, не находя себе места от ужаса и отчаяния, он решился на крайнее и бесчестное средство, не достойное уважающего себя боксера. Ударил ниже пояса.

Взревев от боли, мулат согнулся пополам.

В дело вмешался рефери.

— Обмылок, ты ранен? Будешь заявлять о нарушении?

— Заявить о нарушении? Нет; я убью его! — выкрикнул Обмылок и набросился на Канадца.

Рев толпы был сравним лишь только с воинственным рыком, с каким Обмылок атаковал своего противника.

Теперь Канадцу приходилось расплачиваться за свою последнюю выходку. Он все ещё бил наугад, но его кулаки отскакивали от мулата, не причиняя тому ни малейшего вреда.

А затем Канадца схватили две огромные ручищи. Через брезент перчаток он чувствовал, как костлявые пальцы впиваются в его тело. Он попытался вырваться, ибо руки эти обладали поистине парализующей силой. Но железные объятья сомкнулись, и Канадец почувствовал, как немеет его тело.

Оказавшись в руках, продолжавшего сдавливать его Обмылка, Канадец вдруг понял, что не может даже вздохнуть. Подняв безвольную руку, он попробовал отбиваться, ударив мулата в смуглое лицо. И тут подоспел заходившийся в крике рефери:

— Я дисквалифицирую тебя за это, Обмылок. Слышишь меня, идиот чертов? Я дисквалифицирую тебя — и толпа разорвет тебя в клочья. Отпусти его, Обмылок!

С тем же успехом он мог бы уговаривать бездушное бревно. Обмылок занес над головой свой ужасный кулачище и ударил. Канадец тут же перестал сопротивляться, а его блестящее от пота тело безвольно обмякло.

Затем, ухватив противника обеими руками, Обмылок поднял его над головой и с размаху швырнул на помост. Он видел, как голова бесчувственного человека с грохотом ударилась о доски. Затем мулат нагнулся, чтобы поднять Канадца и повторить экзекуцию.

Но радость его была омрачена, а великолепный замысел наткнулся на опасное и непреодолимое препятствие в лице рефери.

— Ты покойник, Обмылок! — голосил рефери. — Засчитываю тебе поражение за грубейшее нарушение правил, идиот! Ты либо придурок, либо чертов жулик! Отойди от него, иначе я прострелю тебе башку!

И в подтверждение этой угрозы, в руке у него появился «Кольт», поблескивающий вороненой сталью.

Обмылок отступил, задыхаясь от душившего его убийственного гнева и непроизвольно сжимая кулаки. Он слышал гневный рев бушевавшей толпы. И вот уже сотни рук тянулись к нему.

— Смерть черномазому! Это Джарвин велел ему проиграть! Они с ним заодно!

Сознание Обмылка начало понемногу проясняться, когда до него дошло, наконец, значение этого хищнического вопля. Взглянув вниз, на недвижное тело поверженного боксера, он понял, что некоторый повод для недовольства у толпы все же имелся. Похоже, он немного переборщил. И теперь уже совершенно искренне надеялся на то, что не успел забить Канадца насмерть. Хотя, ему хватило ума сообразить, что в данный момент поводом для всеобщего расстройства послужило не плачевное состояние Канадца, а потеря ставок, которые так щедро делались на Обмылка, когда тот продемонстрировал изумленным зрителям свои бойцовские способности.

Они вложили огромные деньги, и уже представляли себя счастливыми обладателями ещё больших барышей, которые вот-вот собирались получить, но лишились вмиг всего, после того, как мулат дал волю своей безумной ярости. И теперь раздосадованные болельщики были готовы на все; они просто-таки откровенно нарывались на неприятности.

То и дело в толпе раздавались разрозненные голоса в поддержку мулата. На ринг выскочил врач, немедленно склонившийся над поверженным боксером и приложивший ухо к его груди. Поднявшись, он объявил, что Канадец совсем не ранен — только оглушен. Были и другие — в основном те, кто, кто поставил на Канадца и теперь желал забрать выигрыш — и они кричали толпе, что Обмылок проиграл честно.

Но толпа была глуха. От криков, брани, угроз и потрясанию кулаками, разгневанные болельщики перешли к более решительным действиям. И вот уже дюжина рук потянулась к Обмылку. Но он вывернулся, и его скользкое тело выскользнуло из рук потенциальных обидчиков.

Под рукой не оказалось никого, кроме рефери — к которому, к тому же, Обмылок воспылал самими недобрыми чувствами. Схватив щупленького господина за щиколотки, Обмылок швырнул его навстречу накатывавшей на него волны рассерженных ковбоев.

Полдюжины человек с грохотом повалились на пол. Прогремел выстрел.

— Он вооружен! — выкрикнул кто-то, и в тот же момент в толпе началась большая давка.

Обмылок же, окрыленный своим боевым успехом, предпринял лучшее из того, на что можно было бы отважиться в его положении. Вместо того, чтобы попытаться убежать от атаки, он развернулся и бросился навстречу ей. Ему уже удалось пробить брешь в строю нападавших. И теперь он кинулся в эту брешь, взобрался на канаты и оттуда спрыгнул на головы стоявших у подножия помоста.

Прогремел выстрел, пуля пролетела где-то рядом. Но стоявшие подальше немедленно приписали эту пулю пистолету мулата. И по толпе прокатилась новая волна страха, гнева и нервозности.

Обмылок, словно выпущенный из пушки тяжелый снаряд, упал на землю. Вскочил на ноги и бросился вперед. В суматохе и всеобщем хаосе его замечали лишь тогда, когда он принимался работать кулаками, раздавая на обе стороны удары и зуботычины, расчищая путь перед собой. Там, на ринге, он был в невыгодном положении. Ему пришлось побывать на уроке танцев, по ходу которого приходилось придерживаться заведенных традиций и установленных правил. Здесь же все было совершенно иначе! Здесь же люди стояли так тесно, что у них не было никакой возможности убежать от него. И Обмылок принялся работать руками с удвоенным усердием. Орудуя локтями, он отталкивал тянувшиеся к нему могучие руки, бросился сквозь кордон зевак и преодолел его. Он пробирался сквозь человеческую массу с той легкостью, с какой раскаленный прут проходит сквозь кусок масла, а вдогонку ему и со всех сторон несся нескончаемый поток проклятий.