Уилбур Смит - И грянул гром

Теперь он отдыхал, переводя дух от обжигающего напитка. Потом он выпил опять, но не так много. Удалось унять дрожь, дыхание выровнялось. Он подтянулся, достал бокал без ножки с верха комода, наполнил его, бутылку поставил рядом на пол и принял удобную позу.

Его искусственная нога на порванной подвязке лежала под неестественным углом к колену. Он смотрел на нее, медленно потягивая бренди и ощущая, какая она холодная и безжизненная.

Нога была смыслом его существования. Бесчувственная, неподвижная, напоминающая эпицентр смерча, вокруг которого вращалась вся его жизнь.

Наступило короткое успокоение от алкоголя, давшее забвение, и далекие тени прошлого обступили его. В той заоблачной дали он был в отличной форме, неизвращенным и незапятнанным, здоровым, а главное — обе ноги были настоящими.

Ночь сжалась, а время утратило всякое значение. Каждый час длился несколько минут, они пролетали, уровень в бутылке падал. Он сидел, прислонившись к комоду, потягивая бренди и наблюдая, как уходит ночь. На рассвете последние картины прошли перед его глазами…

Он на лошади в сумраке едет в Теунискрааль. Одно окно освещено, остальные темны.

От необъяснимых предчувствий близкого ужаса становится то жарко, то холодно, как от внезапного ливня, тишина нарушается только цоканьем копыт по гравию. Он с трудом поднял стучащую деревяшку на первую ступеньку и дрожащими, как в ознобе, руками дотронулся до ручки двери, толкнул ее.

Его голос звучал невнятно от алкоголя и ужаса.

— Есть кто-нибудь? Анна! Анна! Я вернулся!

Но его встретили лишь голубое пламя спички и запах горелого парафина, когда он зажег свечу. Потом опять стук деревяшки по коридору.

— Анна! Где ты?

Анна, его невеста, лежала на кровати в темной комнате, полуобнаженная. Она быстро отвернулась от света, но Гарри успел заметить мертвенно-бледные черты лица с кровоподтеками и разбитые губы. Свеча на столе отбрасывала неровные тени на одеяло. Он подошел и откинул его. Тело молодой женщины смутно белело во мраке. Гарри повернул ее лицо к себе.

— Анна, дорогая, что случалось? — Под грубой блузкой он нащупал налитую от беременности грудь. — Тебя ударили? Кто? Скажи мне, кто это сделал? — Но она закрыла руками лицо и разбитые губы. — Дорогая моя! Бедняжка! Кто это? Один из слуг?

— Нет.

— Пожалуйста, скажи мне, что случилось? Неожиданно ее руки обвили его шею, а губы прижались к уху.

— Ты знаешь, Гарри! Ты знаешь, кто это сделал! — Ее голос дрожал, и она с трудом произнесла лишь одно слово, невероятно ужасное слово: — Син!

— Син?! — вслух, с отчаянием произнес он. — Син! О Боже! Я ненавижу его! — дико завопил Гарри. — Пусть он умрет! Пусть умрет! Молю тебя, Господи, пусть он умрет!

… Он закрыл глаза и почувствовал первый отвратительный приступ подступающей тошноты.

Слишком поздно было искать кровать, рвота началась, и теперь бесполезно было ее сдерживать. Теплый, кисло-сладкий бренди хлынул через горло в рот и в нос.

Когда денщик пришел к нему около полудня, Гарри лежал полностью одетый на кровати, но не спал. Его редкие волосы были взъерошены, форма заляпана, а нога-деревяшка валялась на полу.

Денщик тихо прикрыл за собой дверь и стал разглядывать хозяина. Его передернуло от кислого запаха выдохшегося бренди и блевотины.

— Сам себя послал к черту. Хей-хоп, прыг-скок, — проворчал он, не испытывая к Гарри особой симпатии. Потом поднял бутылку и посмотрел на свет. — За ваше чертовски хорошее здоровье, мистер, — приветствовал он хозяина, осушил бутылку и деликатно вытер губы. — Итак! Давайте почистим ваш свинарник.

— Оставь меня одного, — простонал Гарри.

— Уже одиннадцать часов, сэр.

— Оставь меня. Убирайся!

— Выпейте кофе, сэр.

— Не хочу.

— Я наполню ванну, сэр, и почищу вашу форму.

— Сколько времени? — Гарри сел.

— Одиннадцать, — терпеливо повторил денщик.

— Моя нога? — Без нее он чувствовал себя обнаженным.

— Мастер по упряжи пришьет ремешки, сэр. Все будет готово, когда вы примете ванну.

Руки Гарри все еще слегка дрожали, края век покалывало, кожа на лице растянулась, как на барабане, и тупая боль пульсировала в черепе.

Наконец он вздохнул и взял рапорт лейтенанта Куртиса, лежащий поверх пачки бумаг, ждущих своей очереди. Гарри бегло просмотрел отчет. Он знал далеко не всех, упоминавшихся там. Имя Сина стояло первым в списке раненых, за ним — данные о маленьком еврейском адвокате. Наконец, довольный тем, что в рапорте не содержится ничего, дискредитирующего подполковника Гарри Коуртни, он поставил на нем свои инициалы и отложил в сторону.

Следующий документ — письмо — было адресовано старшему командиру разведчиков Наталя, обращался к нему полковник шотландских стрелков Джон Ачесон. Две страницы были исписаны аккуратным четким почерком. Он уже собирался отбросить, послание и приказать денщику заняться делом, когда ему на глаза попалось знакомое имя. Внимательно и быстро перечитал он все с самого начала:

«… с радостью довожу до вашего сведения… вызвались до того, как стали искать добровольцев… под интенсивным вражеским огнем… снова проявили инициативу… не обращая внимания на опасность… два ваших разведчика… сержант Син Коуртни и рядовой Соул Фридман… настоятельно рекомендую… медаль за отличную службу… чудеса отваги… значительную помощь».

Гарри уронил бумагу и откинулся на спинку стула, уставившись на него с таким видом, будто это был его собственный смертный приговор. Он долгое время не двигался, боль в голове не затихала… Опять поднял документ.

Теперь его руки дрожали так сильно, что бумага трепетала, как крыло раненой птицы.

— Все мое, все, что у меня когда-либо было, он забрал себе. — Он посмотрел на ленту на груди. — А теперь хочет и эту, единственную мою вещь. — Слеза упала на бумагу, размазав чернила. — Я ненавижу его, — прошептал он и стал рвать документ. — Надеюсь, он умрет. — Он рвал и рвал бумагу, пока она не превратилась в груду мелких клочков. Собрав их, он невольным движением спрессовал шарик. — Нет, этого ты от меня никогда не получишь. Это мое — это единственное, чего у тебя никогда не будет. — Он с силой бросил шарик в брезент палатки и опустил голову на руки, лежащие на конторке. Его плечи тряслись от рыданий. — Не умирай, пожалуйста, Син, не умирай.

Оттолкнув плечом маленькую девочку, Дирк Коуртни первым спустился по ступенькам и вышел на двор. Не оглядываясь на здание школы, он направился к дырке в заборе. Остальные должны были последовать за ним.

Они присоединились к нему, уже когда он выдергивал прутья из изгороди.

— Поторапливайтесь, — приказал Дирк. — Мы должны первыми добраться до реки, а то они займут лучшие места.