Евгений Коршунов - Под белым крестом Лузитании

— Мама, — мягко, но настойчиво сказал он. — Нам нужно срочно поговорить с мисс Мангакис. Это очень важно!

Мама Иду для приличия немного помедлила, а затем отступила от двери.

— Проходите!

В отличие от домов большинства европейцев, живущих в Габероне, холл экономического советника украшали не диковинные африканские музыкальные инструменты и шкуры экзотических животных, а большие, забранные под стекло фотографии. На них были изображены рабочие рудников, моряки с государственных рыболовецких траулеров, крестьяне на плантациях арахиса. И рядом — открытие новой школы, строительство больницы, подписание соглашения о сотрудничестве с делегацией социалистической страны… Безил Мангакис увлекался фотографией, а должность экономического советника объясняла выбор его сюжетов.

Елена задерживалась наверху, и Женя, ожидавший ее вместе с Кэндалом в прохладном холле, нервничал. А что, если они не найдут письма, которое почему-то срочно понадобилось руководителю «солдат свободы»? Он знал от отца, что Кэндал давно предлагал Безилу Мангакису побывать в освобожденных районах Колонии и посмотреть, что можно будет сделать для их развития, Особого риска в этом не было: португальцы были заперты партизанами в немногих городах да в разбросанных по бушу фортах. Правда, время от времени они совершали непродолжительные рейды под прикрытием «алуэтов» для «усмирения мятежников», но как только возвращались обратно, власть в буше опять переходила к «солдатам свободы». Газеты даже писали, что Партия освобождения, генеральным секретарем которой был Кэндал, скоро сформирует правительство и официально провозгласит независимость Колонии. Уже сейчас в штаб-квартире Партии освобождения, которая находилась пока в Габероне, разрабатывались планы строительства независимого государства. Поэтому Мангакис и отправился сейчас в Колонию вместе с советским журналистом Николаем Корневым, отцом Жени.

Елена вошла в холл размашистой мальчишеской походкой. Ее короткие светлые волосы были еще влажны после душа. Большие серые глаза лучились, озаряя теплым светом продолговатое лицо с узким подбородком. Полные алые губы радостно улыбались, улыбались ему — Жене.

Но вот девушка увидела Кэндала, брови ее удивленно приподнялись, и Женя понял, что мама Иду ничего не сказала ей о визите командира «солдат свободы». Поэтому и одета девушка была по-домашнему: простая блузка с короткими рукавами, белые шорты, красные тапочки-подошвы.

— Извините, — растерянно улыбнулась она Кэндалу. — Я не знала… что…

Она перевела недоуменный взгляд на Женю, словно спрашивая о причине неожиданного визита.

— Извините меня, мисс, за вторжение… — кротко произнес Кэндал. — Но я хотел бы узнать, когда обещал вернуться ваш отец?

В голосе его не было и следа тревоги, и Женя посмотрел на руководителя партизан с откровенным удивлением.

— Папа обещал вернуться через три недели, — ответила девушка.

— Он получил мое письмо? — как бы между прочим поинтересовался Кэндал.

— Да…

— Ну что ж… — он слегка поклонился Елене. — Еще раз извините за вторжение, мисс. Вы же знаете, у нас с вашим отцом кое-какие дела… Мне пора.

Кэндал пошел к выходу из холла, но у самой двери вдруг остановился.

— Да, чуть не забыл. Вы не знаете, не сохранилось ли случайно у вашего отца письмо, которое он получил от меня?

— Конечно.

Елена проскользнула мимо мамы Иду, стоявшей на ступенях лестницы, которая вела на второй этаж, и через минуту сбежала вниз с листком бумаги в руках.

Кэндал осторожно взял его, мельком просмотрел, потом с подчеркнуто безразличным видом сложил вдвое и сунул в нагрудный карман.

— До свидания…

Он дружески улыбнулся всем по очереди, но ответила ему одна Елена. Дверь за Кэндалом закрылась, во дворе взревел мотор «джипа», и только тут Елена заметила напряженное выражение на лицах Жени и африканки.

— Джин! Мама Иду! Что с вами? — тревожно спросила она.

Мама Иду с сомнением покачала головой:

— Нет, здесь что-то не так. Слыхано ли — из-за листка бумаги врываться в дом ни свет ни заря и без всякого стыда будить молодую леди! — проворчала она.

Женя молчал: что он мог сказать? Что он знал? И вдруг в голову ему пришла неожиданная мысль.

— Мама Иду, — поспешно выпалил он, боясь, что в следующую секунду у него не хватит духа поделиться казавшимся ему самому абсурдным планом. — Это правда, что ваш сын работает в госпитале… в Колонии?

Мама Иду с подозрением прищурилась:

— Ну и что? Один раз я даже ходила туда. Но, клянусь богом грома Шанго, этот путь тяжелее, чем крестный ход Спасителя…

— Не богохульствуй, мама Иду, — попросила Елена. — Ведь ты христианка…

— Когда припрет, всех богов разом вспомнишь, — не сдавалась африканка. — А уж я насмотрелась тогда на святые кресты тугов — как пошли лить они сверху пламя! Ни человека, ни зверя, ни птицы не щадят. Все горит, как в преисподней. А ведь тоже христиане.

Елена испуганно прикрыла ладонью рот.

— Ой да что же ты меня, старую, слушаешь! — заметив это, охнула африканка. — Ты верь в то, чему тебя учили в школе святого Амброзия. Может, те туги и не христиане вовсе. Ведь не могут христиане такого творить, что они делают в Колонии…

— Мама Иду! Послушайте, мне нужно попасть туда. Как можно скорее! — с отчаянной решимостью выпалил Женя.

Мама Иду удивленно посмотрела на него.

— Так вот оно что, — произнесла она вдруг упавшим голосом. — Горе! Горе нам!

Она вцепилась толстыми пальцами в седые, жесткие завитки своей пышной шапки волос и изо всех сил рванула их.

— Мама Иду! — крикнула Елена, с плачем бросаясь в объятия могучей африканки.

Только теперь Женя осознал, как прав был Кэндал, когда старался показать здесь, будто он не видит ничего тревожного в отъезде отца Жени и Безила Мангакиса в Колонию!

Однако мама Иду не могла долго предаваться отчаянию. Усадив всхлипывающую девушку в кресло, она вихрем примчалась из кухни с бутылками кока-колы, ловко открыла их, наполнила стаканы, сунула в руки молодым людям. Затем подхватила свою огромную сумку:

— На завтрак пожарьте яйца. С беконом. Грейпфруты в холодильнике, свежие. Я принесла сегодня с рынка. А обед я приготовлю, когда вернусь. Я скоро…

Если бы утром кто-нибудь сказал Евгению, что вечером вместе с Еленой и мамой Иду ему придется трястись в кузове армейского грузовика, крытого новеньким брезентом, он бы ни за что в это не поверил. Грузовик отчаянно мотало из стороны в сторону. Шофер, знавший дорогу, что называется, на ощупь, не включал фар — они приближались к пограничной зоне, а генерал Кристофер ди Ногейра хорошо платил своим людям за каждый выслеженный и перехваченный грузовик, доставляющий «солдатам свободы» грузы из Боганы.