Евгений Коршунов - Рассвет в дебрях буша

И он вспомнил подарок Брауна-старшего — великолепный, украшенный серебром карабин, полученный генералом, как только стало известно о решении комиссии, разбиравшейся в причинах гибели «Огненной колонны» Фрэнка Рохо.

Капитан Морис еще раз пробежал взглядом список «пассажиров», прибывших вчера на границу с Колонией в зоне «Е». Да, прибыли все, кроме священника.

— Куда он девался? — удивленно разводил руками старший из охранников. — Сам ведь проверял по списку в Окити. И он тоже отозвался: «Здесь!»

Охранник стоял перед раскладным походным столом, за которым сидели капитан Морис и молодой майор — комендант контрольно-пропускного пункта. Легкий ветерок трепал кусок брезента, закрывавшего вход в палатку, служившую коменданту и кабинетом, и спальней.

— Мы тщательно проверили всех, кто вчера приехал, камарад Морис. Их было двадцать четыре. Прибыли все, кроме отца Игнасио, — извиняющимся голосом говорил комендант. — Как только от вас пришла радиограмма, я сейчас же послал бойцов на «джипе» навстречу грузовику.

— Не мог он на ходу выскочить, — твердо заявил старший охранник. — Мы же там плечом к плечу сидели. Один заворочается — всем беспокойно…

— Спасибо, камарад, можешь идти, — сказал Морис.

Охранник лихо вскинул ладонь к густой курчавой шевелюре, неуклюже повернулся и вынырнул из палатки.

Капитан Морис поднялся из-за стола, расправил широкие плечи, прошелся от одной стены палатки до другой и обратно.

Лицо его стало очень озабоченным.

— В Окити отец Игнасио прибыл, — задумчиво проговорил он. — Значит, что-то произошло в Окити.

— Поедете туда сами, камарад? Капитан Морис помедлил:

— Пошлите кого посмышленей… Если я буду расспрашивать жителей…

Комендант, все еще державший очки в руках, близоруко улыбнулся.

— Уже сделано, камарад.

Он надел очки и посмотрел на массивные часы, шириной с его тонкое запястье.

— На рассвете послал туда толкового парня. Он должен вот-вот вернуться. Впрочем… слышите? Мотоцикл.

Треск двигателя нарастал с каждой секундой и оборвался на самой высокой ноте. В палатку вбежал юноша, совсем еще мальчишка, в ладной форме «фридомфайтера». Он запыхался, словно не мчался на мотоцикле, а бежал все двадцать километров от Окити до контрольно-пропускного пункта зоны «Е».

Большие миндалевидные глаза его, черные, как тропическая ночь, весело сверкали: было сразу видно — он не зря сгонял в Окити, доволен собой и тем, что узнал там.

— Пропал Сана! — выпалил юноша. — Вчера вечером, как только ушел грузовик. Закрыл магазин и пропал!

— Сана — это торговец, он и живет при магазине, — пояснил капитану Морису комендант.

— Знаю. Это — человек Араухо?

Комендант поспешно сделал предостерегающий знак и указал глазами на юношу, замершего у входа в палатку.

— Иди, камарад, — сказал комендант. — Да не исчезай совсем, ты нам можешь еще понадобиться.

— Что ж, возможно, — размышлял вслух капитан Морис, когда юноша вышел из палатки, — его передают с рук на руки…

— Значит, зря мы беспокоимся?

— Вполне возможно. И все же… Капитан Морис вытащил из нагрудного кармана большой блокнот. Устроившись за столом, Морис принялся что-то писать бисерным почерком. Потом он аккуратно сложил записку.

— Вложите в конверт, запечатайте сургучными печатями. Все как полагается для секретной почты. — Он внимательно посмотрел прямо в глаза коменданта: — Пакет должен попасть только в руки Кэндала. Это очень важно.

— Разве вы не возвращаетесь в Габерон?

— Нет, — твердо сказал капитан. — Дайте мне двух-трех парней. Мы пойдем на ту сторону.

— Понятно, — кивнул комендант и, помедлив, все-таки спросил: — Думаете, они идут к форту номер семь? Но тогда они опередили вас часов на десять-двенадцать.

…Отец Игнасио и Сана уже подходили к форту. Позади была ночь стремительного перехода через буш по неприметным звериным тропкам сквозь чащу и через болота.

Несколько раз они натыкались на посты «фридомфайтеров». Но отцу Игнасио были известны пароли, да и кто в этих местах не знал старого священника, родившегося здесь, выросшего, выучившегося в миссии и делившего с обитателями буша все их горести и радости.

Было уже далеко за полдень, когда священник, легкий на ногу, свернул с тропинки и сделал знак изнемогающему Сане следовать за ним в чащу колючего кустарника. Пришлось ползти у самых корней — там было меньше колючек. Метров через шестьдесят они оказались на небольшой поляне, заросшей густой и высокой слоновой травой, сухой и желтой.

— Ты останешься здесь, сын мой, — сказал священник, опускаясь на землю.

И по тому, как он сделал это, Сана со злорадством заметил, что и казавшийся неутомимым старик очень устал.

— Мне приказано проводить вас, святой отец, до самого форта, — твердо сказал лавочник.

— Тебе дальше нельзя, — терпеливо ответил отец Игнасио. — Дальше — патрули тугов.

Сана хмыкнул.

— А далеко ли до форта?

— Километров семь, если идти по той тропке, по которой мы шли. А если держать прямо на солнце — то километра четыре. Ты отдохнешь здесь, выспишься. И как только я приду в форт, пришлю кого-нибудь, кто проведет тебя обратно.

Сана колебался.

— Ну что ж, — наконец он принял решение. — Если нельзя, так нельзя.

Он сбросил на землю рюкзак, положил на него автомат. И вдруг дико вскрикнул, хватаясь за щиколотку и падая в траву:

— Змея! Змея!

Священник бросился к катавшемуся по земле лавочнику, склонился, пытаясь помочь, и с глухим стоном повалился лицом вперед, на Сану. Потом взмахнул рукой, словно пытаясь ухватиться за что-то, перевернулся на спину и затих. Из его груди, там, где сердце, торчала рукоятка ножа.

Лавочник проворно вскочил, огляделся. Вокруг было тихо. Он склонился над убитым, вытащил нож, вытер его о траву, затем отыскал карман в ветхой сутане отца Игнасио и вывернул его. На землю выкатились несколько пластмассовых авторучек.

Сана подобрал их, сунул в карман, затем схватил убитого за руку и отволок в гущу кустарника. Вернувшись, он подобрал рюкзак и автомат, нырнул в колючки, и через несколько минут оказался на тропе, ведущей к форту.

Из кустов, сжимавших тропу, навстречу Сане выскочил португальский солдат с автоматом наперевес.

— Стой! — крикнул туг. — Бросай оружие!

Сана поспешно бросил свой «узи», сложил ладони на затылке. Он со страхом глядел на изможденное лицо солдата, грязную повязку на его голове.

Позади Саны на тропу вышли еще два туга.

— С удачной охотой! — крикнул один из них солдату, задержавшему Сану, и, заметив на тропинке «узи», добавил: — Нет, этот-то уж не будет доказывать, что он мирный житель.

И сильно толкнул лавочника в спину: