Александр Бахвалов - Зона испытаний

Наконец рыба была промыта, и Козлевич скрылся во флигельке, где располагалась кухня. Прибрав столик возле крана и вымыв руки, хозяйка потянулась к Валерии за малышом, маленький заплакал.

– Ему лопать пора. – Грубовато-умелым движением Марина взяла ребенка и понесла в комнаты, па ходу высвобождая грудь.

Спустя полчаса на веранду прошествовал Козлевич с кастрюлей в руках. Лицо его блестело от пота.

– А ну бросайте безделье! Садитесь уху трескать! Уха, она только с пылу хороша.

Хозяйка принялась хлопотать у стола, выслушивая шутливые попреки Козлевича в нерадивости, что нисколько не смущало ее. У нее был вид женщины, уже привыкшей нежиться в комплиментах супруга, уверенной в его неизменной приязни, любви. Плотная, с сильными крестьянскими ногами, она двигалась у стола со свободой уверенного в себе человека, и это особенно было заметно рядом с нарочито шутовским оживлением Козлевича.

Марина и Валерия переглядывались так, будто про себя уже решили, что рядом с тем, что известно им двоим, мужские понятия ничего, кроме снисхождения, не заслуживают.

Уху Козлевич разливал с суровым выражением лица и первой подал тарелку Валерии, строго наказав есть деревянной ложкой, чтобы почувствовать «настоящий вкус».

– Водочку принимаете? – спросил он, управившись с разливом ухи. – Полагается по капелюшке, а то Аким засмеет… Мариш, ты чего бегаешь? Компанией брезгуешь? – крикнул он отлучившейся на минуту жене.

– Выдумывает! – улыбнулась та, присаживаясь. – Век застольем не брезговала. А ушицу так вообще люблю, грешна.

– Не велик грех. Я вот тебе беленького плесну, это уж действительно грешно.

…Возвращались в сумерках вдвоем. Долотов остался у Козлевича – смотреть футбол. На Валерии был толстый свитер, в который ее обрядила Марина.

Вначале шли по ровно блестевшей булыжной дороге, подсвеченной закатным краем неба, в то время как другая его сторона, справа, уже сумрачно синела, и на этой синеве громоздкой тенью высилась церковная колокольня, под которой белели кресты погоста.

– Как, должно быть, жутко сейчас там, – сказала Валерия, убыстряя шаги и прижимая локтем руку Витюльки.

Не доходя до деревни, свернули на пустырь, за ним вдали темнел сосновый бор. Здесь, на бездорожье, Валерия все крепче сжимала руку Извольского. Но, несмотря на уединение и густеющие сумерки, близость Валерии лишь озабочивала его. Можно было понять, что Валерия ни о чем другом не думает, как только о том, чтобы не споткнуться, не упасть, не повредить себе, а все остальное пустяки и глупость.

Дорога свернула в лес, над головами сонно вздыхали сосны.

– Днем лес такой приветливый, заманчивый, – говорила Валерия, глядя вверх. – А ночью жуткий.

Начались узкие, плохо освещенные улицы дачного участка и всякий раз, когда проходили круг света от лампочки на столбе, Валерия поворачивалась к Витюльке, будто высматривала что-то на его лице.

Они уже подходили к даче, когда по верхушкам сосен могучим выдохом прошелся порыв ветра, протянул вдоль улицы, громыхнул лоскутом старой кровли на крыше соседнего дома. Потом ветер наддал с новой силой, взбил и разметал длинные волосы Валерии.

Чем ближе подходил Витюлька к крыльцу дачи, тем сильнее овладевало им предчувствие, будто здесь должен завершиться, получить окончательный смысл весь тот нескладный вечер у Игоря, когда она дала ему понять, что негоже вот так, на вечеринке, походя говорить о важных-вещах, но, когда и как говорить о них, Витюлька не знал. Вот и сейчас, когда он включил свет в большой комнате и увидел, каким чужим явился этот дом, уставленный чужими вещами, полный примет чужой жизни, Витюлька вдруг решил, что и здесь ничего не может завершиться, и заторопился надевать пиджак, опасаясь, как бы Валерия не заподозрила его в промедлении с отъездом.

Тем временем Валерия молча окинула взглядом развешанные на стенах репродукции, подошла к окну и встала там, глядя в темноту.

В окна мягко бил ветер, тот шальной летний ветер, что суматошно несется впереди дождя, вздымает пыль на дорогах, яростно тормошит деревья и затихает с первыми каплями ливня.

Наступила долгая тишина, которую ни он, ни она не решались прервать. Витюльке на минуту показалось, что уединение не тяготит Валерию. Она стояла спиной к нему в свободной позе – прислонившись плечом к косяку, словно прислушивалась к шуму леса. Свитер сминался у нее на талии глубокими волнистыми складками.

– «Буря мглою небо кроет…» – негромко произнесла она. – В детстве эти слова казались мне длинными-длинными… – Она с улыбкой посмотрела на Витюльку.

– Не жалеешь, что приехала? – Ему прибыло смелости от ее улыбки.

– Нисколько! Мне возвращаться не хочется! – Блеснув глазами в его сторону, она тут же отвернулась, точно по ее лицу можно было узнать больше, чем из слов.

– Давай останемся? – в тон ей предложил Витюлька.

– Ой! – Валерия отшатнулась: порыв ветра с грохотом распахнул окно, и в комнату вместе с ветром ворвался неистовый шум леса.

Извольский деловито прикрыл рамы, но не отошел, а остался у другого края окна.

Валерия принялась водить по стеклу указательным пальцем. И Витюлька почувствовал, что наступила та самая минута, когда нужно высказать все, в другой раз ему уже не случится стоять с ней вот так рядом. Но что и как следовало говорить, он не мог придумать. А палец Валерии все медленней вычерчивал узоры на стекле, ей отчего-то все чаще требовалось запрокидывать голову и поправлять спадающие на глаза пряди волос. Наконец она принялась старательно вытирать испачканный палец. «Вот и не надо, не говори ничего…» – казалось, выражало теперь ее молчание. И Витюлька сразу же почувствовал неловкость своего стояния рядом с ней, словно он принудил ее к этому уединению, к этой близости, к ожиданию того, что он собирается ей сказать.

Сколько прошло времени? Пять минут? Час? Он слышал, как свистит и шипит ветер, как бьются о стекла, точно просятся в дом, ветви плакучих берез, но едва сознавал происходящее. На мгновение им овладела дикая, отчаянная мысль – пока она здесь, пока еще можно что-то поправить, пока ему никто не мешает! – подойти и обнять, прижаться к ее теплому плечу, укрытому мягким свитером, и сказать что-то сокровенное, что-то такое, что заставит ее понять и почувствовать происходящее в нем!..

Но ничего этого он не мог.

– Ты, наверное… – Он повернулся к ней. – Наверное, ты подумала…

– Ничего я не подумала! – перебила она.

– Извини, мне показалось.

– Ну вот и выяснили. – Показывая, что она нисколько не сомневалась в его добрых намерениях, Валерия положила ему руку на плечо. – Поедем, да?

Витюлька сжал ее пальцы, словно намереваясь согреть их, счастливый уже тем, что она не делает попыток высвободиться.