Дмитрий Смирнов - Особое задание

В кабинет вошел Мессинг.

— Что за шум, а драки нет? Петров! Докладывай.

Внимательно выслушав мой рассказ о знакомстве с Косым, Мессинг заметил:

— Про академию ты, брат, лишнее загнул. Вдруг проверят? Нельзя допускать таких оплошностей. Учти на дальнейшее. А так все в порядке. Выходи с Косым на встречи, но только постарайся отказаться от разных кружев и пудры, которые он тебе предложит, а требуй детскую одежду. Скажи, что она сейчас особенно ценится. Если договоришься — можешь отправлять в детдом имени Урицкого. Я дам команду…

Покачиваясь в такт движению, стоят в вагоне бидоны. Около них крестьянин. У пассажиров не могут возникнуть подозрения: первые утренние поезда всегда доставляют в Ленинград молоко. На Финляндском вокзале оставляю попутчика у бидонов, а сам спешу к телефону и вызываю «покупателя». Тот не заставил себя долго ждать и, погрузив бидоны на машину, исчез в шумном городе.

Через пару часов «покупатель» вернулся, вручил финские деньги — сумму, достаточную для того, чтобы рассчитаться с Косым.

Однажды к условленному месту встреч вместе с Косым пришел хорошо одетый господин. По тому, как он держался, было видно, что этот тип не из контрабандистов.

Сначала разговор зашел о выручке от сбытых товаров, но по всему было видно, что это не главная цель его визита. Так оно и оказалось. Голосом, не допускающим возражений, он сказал:

— Господин Петров! Нам кажется, что вы достаточно зарекомендовали себя, и теперь лавочку пора закрывать. Чем вы будете заниматься в дальнейшем, мы сообщим дополнительно.

С поспешностью, соответствующей моменту, я проговорил:

— Господин! Я не знаю, как вас величать и кто вы такой, но прошу выслушать меня. (Начиная эту беседу, я вспомнил наставления Мессинга — проситься за границу.) Не имея понятия о моих будущих заданиях, я представляю, что они, несомненно, связаны с большим риском, и поэтому убедительно прошу вас избавить меня от этого, а лучше помочь бежать в Финляндию. Мне кажется, что еще немного — и я засыплюсь. А стать арестантом — перспектива не из приятных. Помогите мне покинуть эту неспокойную должность. Честное слово, у вас я буду работать еще лучше, чем здесь, на границе.

— Этот вопрос рассмотрим в ближайшее время. Думаю, мы разрешим вам вернуться в родные края. Но к чему спешить! По нашим сведениям, а они достаточно проверены, вам ничто не угрожает. У начальства вы на хорошем счету. Службу несете отлично. Это — главное. А за риск, который не больше, чем до сих пор, будем платить особо. Чтобы подготовить вам материальную базу для возвращения в Финляндию, деньги за ваши услуги будем вносить на ваш банковский счет в Выборге. Не вешайте голову, молодой человек. — И он фамильярно похлопал меня по плечу. — Не так страшен черт, как его малюют! Еще немного, и вы хорошо заживете на земле великой Суоми…

Мессинг с удовлетворением выслушал мое сообщение.

— Молодец, Петров! Все идет, как надо. Могу тебе сообщить: «трест» [51] «Трест» — условное название подпольной «Монархической организации Центральной России». договорился с финскими властями о том, что «окно» для контрабанды и нужд финской стороны закрывается. Пока через «окно» будут идти только письма. Потом будем принимать нужных нам людей.

…Финские власти по-джентльменски соблюдали соглашение с «трестом». Но однажды неожиданно вызвали меня на место встреч. Там меня ждали два офицера. Один из них, извинившись за причиненное беспокойство, вежливо сказал:

— Не могли бы вы узнать о судьбе одного нашего соотечественника, очевидно задержанного вашими пограничниками. — Они назвали мне фамилию, приметы.

Я пообещал:

— Постараюсь сделать все, что в моих силах.

Финны поблагодарили и ушли.

Стоило мне позвонить Мессингу — и исчерпывающие данные о разыскиваемом финне были бы получены. Но я отлично знал, что и на своей территории вести игру надо по всем правилам, дабы не быть уличенным в двойной игре вражескими соглядатаями.

Прежде чем выехать в Ленинград, побывал в комендатуре, пограничном отряде и только после этого прибыл в город и доложил Мессингу о задании финской контрразведки. Нечего и говорить, что она получила через меня нужную ей справку, хорошо отредактированную Мессингом.

Каждый день приносил мне, коменданту «окна», доказательства, что я хорошо играю свою роль. Казалось, что погрешности не допускаются. Наши пограничники и мои «друзья» за кордоном не подозревают о моей двойной игре. Но я ошибся.

Мой большой друг комендант участка Александр Кольцов, знавший об особом задании, попросил зайти к нему.

— Что случилось? — спросил я его.

— Пока ничего не случилось, — спокойно ответил Кольцов. — Но новость неприятная. Мой помощник Бомов тебя подозревает. Ему не нравятся твои частые отлучки в Ленинград, и что ему особенно не понятно — почему ты, мой подчиненный, не ставишь меня в известность об отлучках. Я его сомнения, кажется, рассеял. Сказал, что ты лечишься у зубного врача и отъезды согласованы со мной. Но на дальнейшее учти. Будь осторожен. Каждый свой шаг рассчитай, каждое слово продумай.

Я и сам знал, что не просто обмануть бдительность советских пограничников.

Сколько приходилось проявлять изобретательности! Сколько потов сходило с меня, пока я три, а то и пять часов тратил на поездку до станции Парголово или Песчановка, в зависимости от степени важности гостя, и находился там до тех пор, пока не ликвидировал следы перехода через границу!

Опасность разоблачения подстерегала на каждом шагу. Но особенно она усилилась с прибытием на «окно» некоей Шульц-Стесинской, она же Мария Захарченко. Эта неуравновешенная авантюристка была образцом коварства и вероломства. От нее можно было ожидать подвоха на каждом шагу.

Как-то раз, почти на самой границе, Шульц-Стесинская потребовала вернуться обратно к станции железной дороги для поисков оброненного ею пистолета.

— Вы должны вернуться, слышите? Это вам я обязана падением из саней. Не будь этого, и пистолет лежал бы на месте.

— Но граница не место для прогулок, — зло ответил я. — Если вы будете настаивать на этом безрассудном решении, я откажусь от работы с вами. А кроме того, почему я не должен думать, что вы потеряли оружие с провокационной целью? Может, вы собираетесь раскрыть меня перед пограничниками?

Коса нашла на камень. Я был упрям, как финн, а эта тридцатилетняя женщина, производившая при первых встречах благоприятное впечатление, при дальнейшем знакомстве отталкивала своим чванством и спесью. Сколько высокомерия было в этой претендентке на высокую миссию — спасти Россию от большевиков!

Для нее я был просто холоп, которому достаточно окрика: «Иди вперед!», «Остановись!..» Трудно было сопровождать эту даму в ее «экскурсиях» в нашу страну.