Дмитрий Смирнов - Особое задание

Нарушитель прошипел:

— Выпусти! Все отдам… Сколько хочешь?

— Эх ты, паскуда!.. — Револьвер уже был в руках у Алексея Васильевича, и он, подгоняя им «пограничника», привел его на заставу.

Правительство высоко оценило заслуги старого железнодорожника по охране государственной границы, и за один год Алексей Васильевич получил две награды — орден Ленина и «Знак Почета».

Часто вечерами квартиру Артемовых навещали гости: то приходили колхозники из ближайших сел, то на чай заглядывали друзья-железнодорожники, нередко бывали здесь и пограничники. А когда Алексея Васильевича избрали депутатом районного Совета, посещения участились еще более. Люди приходили к нему поделиться своими мыслями, получить совет или просто послушать, как ветеран-железнодорожник, не раз рискуя своей жизнью, встречался лицом к лицу с врагами — нарушителями границы.

Жизнь никогда не баловала Ксению Петровну ни беззаботностью, ни легким куском хлеба. Очень рано она осталась сиротой и вынуждена была пойти батрачить.

Лишь после революции, встретив Алешу, девушка впервые узнала настоящее человеческое счастье. В гражданскую они поженились, и она не ошиблась в своем выборе. Алексей оказался на диво заботливым и преданным семьянином, чутким и любящим мужем.

Жили душа в душу. Соседи восхищались: до чего же милая и дружная семья! Когда пошли дети, новая радость, новое счастье заполнили их дом. Уже было трое — два сына и дочь, а Алексей все твердил:

— Чем больше детей, тем крепче семья… А жизнь нынче, сама видишь, изо дня в день все лучше да лучше…

Много лет прожила Ксения Петровна с мужем в маленьком домике недалеко от станции Кривин. Воспитывала детей, помогала мужу — иногда обходила за него участок. Женщина она была крепкая, любила заниматься спортом. Уже матерью пятерых детей сдала нормы на значок ГТО второй ступени и выполнила нормативы снайпера.

— А что, — полушутя говорила Ксения Петровна, — не хочу от мужа отставать…

И она не отставала.

Послушаем рассказ Ксении Петровны о том, как она задержала одну «дамочку».

— На рассвете пошла я через железнодорожную линию в лес набрать сучьев. Вижу метрах в двадцати от меня сидит женщина под деревом. На лоб красная косынка надвинута. Лицо красивое, выхоленное. Мне показалось, что я ее где-то встречала. Наверное, учительница из села, подумала я. По привычке спросила у женщины, куда это она в такую рань собралась. В ответ она замотала головой и что-то промычала:

«М-гу, м-гу». — И руками разводит.

«Ты что, немая?» — спрашиваю.

Она снова замычала.

«Документы давай!» — не отстаю от нее, а она рассердилась, замахала руками: чего, мол, привязалась к немой, — и пошла своей дорогой. «Стой! — кричу. — Стой!» А она — ноль внимания.

«Ну, думаю, не на ту напала. Немая — так немая, а документы нужно с собой носить, коль у границы прогуливаешься». Откуда ни возьмись, идет мой Сашко, сынок старший.

«Обождите, мама, — решительно сказал он. — Я ей сейчас развяжу язык».

Он подошел к ней, взял за рукав и командует: «За мной! За мной следуйте!» Словом, отвели мы ее на заставу. И что вы думаете: «немая» потом оказалась очень разговорчивой, и была эта «дамочка» крупным агентом иностранной разведки.

Участники школьного драмкружка проводили генеральную репетицию «Евгения Онегина». Ученица девятого класса Нина Артемова играла Татьяну. В роль она вошла быстро, вела ее правдиво. Но вот беда: не получался у нее плач. Она то всхлипывала, как дитя, то рыдала, как старушка.

— Не выйдет у меня… Не умею я плакать… — доказывала она руководителю кружка. Но тот был неумолим: лучше Нины, по его мнению, никто эту роль сыграть не мог. И мучилась, терзалась девушка, выдавливая из себя слезы, которые как назло не желали катиться из глаз.

После репетиции Нина отправилась домой, чтобы немного отдохнуть перед спектаклем. Идти надо было через лес — это неплохо: в лесу нет школьных насмешников, и можно вволю почитать пушкинские стихи, порепетировать свою роль.

декламирует она, идя меж кустов. Однако это не то, что надо, не получается. Нет, Нина, возьми себя в руки, вспомни, как Татьяну вопреки ее воле хотят выдать замуж, как она сопротивляется, протестует, как ей больно расставаться со своим домом, со своим детством. Вспомни ее печаль…

Как будто получается, даже слезы выступили.

— Чего плачешь, девушка? — вдруг из-за кустов послышался чей-то голос.

Нина вытерла слезы и увидела перед собой незнакомого человека.

— Я не плачу… Я декламирую, — ответила Нина, как бы не придавая значения неожиданной встрече, и повернула в сторону. Потом оглянулась. Незнакомец, сев под деревом, начал переобуваться. Нина помчалась домой. Но там, кроме самой младшей восьмилетней Лены, никого не было.

— Беги на заставу!.. Скажи начальнику, что я в лесу… Только быстро!

Нина вернулась в лес. Прячась за густым орешником, она следила за неизвестным. Видела, как он что-то спрятал под кустарником, потом снял с себя телогрейку и зачем-то вывернул наизнанку рукава…

Неожиданно прозвучало: «Стой!» Раздался лай овчарки, и Нина увидела зеленые фуражки пограничников.

…А в школе ребята волновались. Пора открывать занавес, а Нины все нет. Не откладывать же первый спектакль, тем более что зал переполнен родителями!

Но вот в дверях появился начальник заставы, а с ним Нина. Командир поднялся на сцену, и зал затих.

— Дорогие товарищи, — сказал он, — прошу извинить Нину за опоздание. Она сегодня оказала большую услугу нашей заставе: помогла задержать агента иностранной разведки. Спасибо тебе, Нина!

Зал бурно аплодировал отважной девушке, а она, юная, скромная, смущенно сошла со сцены и, сопровождаемая восторженными возгласами сверстников, направилась в комнату, где ее с нетерпением ожидали школьные артисты.

Ефиму еще не было полных пятнадцати, когда он стал паровозным кочегаром.

Как-то он сидел в тени деревьев и строгал перочинным ножом палку. Увлекшись этим занятием, он не заметил, как к нему приблизилась женщина.

Прошла мимо, не обронив ни одного слова. Но одежда ее показалась Ефимке странной — слишком уж длинная, почти до пят, юбка, да шла она каким-то широким, размашистым шагом. У развилки дороги женщина бросилась в жито. Ефимка бежал за ней. Неожиданно он увидел такое, что вынудило его остановиться: женщина расстегнула кофту — в небо взметнулись два голубя.

«Связные, — догадался Ефимка. — Значит, у нее за пазухой голуби сидели… Вот дрянь!..» — И стремглав побежал на заставу.