Н Жарков - Незримый фронт

Этим событиям предшествовали большие изменения на польском фронте. Отражая натиск войск Пилсудского, Красная Армия 14 мая 1920 года перешла в контрнаступление и заняла города Борисов, Житомир, Киев. 4 июля началось общее наступление наших войск, они быстро продвигались вперед.

30 июля в городе Белостоке был образован Временный Революционный Комитет Польши (Польревком). Юлиан Мархлевский стал его председателем, а Феликс Дзержинский, Феликс Кон, Эдвард Прухняк и Юзеф Уншлихт — его членами.

Первое в истории Польши рабоче-крестьянское правительство развернуло кипучую деятельность на освобожденных территориях. Душой его был Дзержинский. В этих условиях преданные и знающие люди были крайне нужны для большой агитационной, разъяснительной, организаторской работы не только Польревкому, но и всем армиям польского фронта.

Но, как я уже говорил, обстановка на фронте изменилась, и вместо Польревкома мы снова оказались в Москве, у Феликса Эдмундовича Дзержинского. И в этот раз Дзержинский принял нас в своем кабинете на Лубянке. Кроме Феликса Эдмундовича за его рабочим столом сидели Менжинский и, кажется, Ксенофонтов.

— Вот и собрались рыцари Польского ревкома, — шутя сказал Феликс Эдмундович. — Хотели поработать для Польши, но не пришлось. Что ж, ничего не поделаешь… Вам придется разъехаться по чрезвычайным комиссиям страны и работать там.

Я получил назначение в город Уральск, в незнакомый мне до этого край.

Председателем ЧК Уральской губернии был тогда Долгирев. Он тут же приказал зачислить меня в штат, а в ноябре этого же, 1920 года послал на укрепление Гурьевской уездной ЧК уполномоченным. Положение в Гурьеве в те годы было напряженным. В апреле 1921 года вспыхнуло восстание русских казаков. Оно сразу приняло большой размах. В нем оказались замешанными комендантская рота, начальник милиции Яшков и его помощник Толстов.

Главари заговора были известны нам еще до начала восстания, и я даже предложил проект плана ареста руководящего центра — Ефремова, Яшкова и Толстова. Намечалось арестовать их одновременно. Но председатель ЧК Кубасов изменил план, арестовав сначала Яшкова и Толстова, и только позже решил взять Ефремова, Это было ошибкой. Арест двух участников заговора сразу же стал известен Ефремову: повстанцы вели неослабное наблюдение за УЧК.

В канун намечавшегося восстания для ареста Ефремова были посланы помощник уполномоченного Миридонов, оперативный комиссар Пантелеймонов и два бойца. Мне поручили провести операцию по другой группе. Когда Миридонов стал отпирать калитку ворот, охрана главаря повстанцев схватила его.

Миридонова закололи штыком. Поднялась стрельба, послужившая сигналом к началу восстания. Повстанцы хотели сначала захватить и разгромить ЧК. Они наступали со всех сторон. Но к зданию ЧК стекались коммунисты города и брались за оружие. Хорошо сражался с повстанцами батальон военизированной охраны под командованием Яковлева. Геройски действовал пулеметчик Толмачев. Его пулемет был установлен на автомашине. Весь уездный отдел ЧК также активно участвовал в подавлении восстания. Это было моим первым боевым крещением в Казахстане.

Через пятнадцать-двадцать дней из Астрахани в Гурьев по распоряжению ВЧК пришел 125-й стрелковый полк, который и завершил ликвидацию восстания.

Чекист Миридонов с воинскими почестями похоронен на площади Гурьева, там же, где похоронены организаторы Советов, погибшие от пуль белогвардейцев.

До 1935 года я работал в органах ВЧК—ОГПУ—НКВД, участвовал во многих операциях, а затем был откомандирован на работу в Казахский Совнарком.

Много лет прошло с тех пор. Но я и сейчас с волнением вспоминаю годы, отданные революции, нашей Родине и незабываемые встречи с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским.

В Дзержинском меня больше всего поразили его глаза — светлые, веселые, доброжелательные. Еще при первой встрече он сразу же расположил нас к себе. Говорил мало, только по делу, а обаятельный образ его остался в наших сердцах на долгие годы.

1921 год. Голодный, тяжелый год. По железным дорогам и водным путям хлынула в Сибирь и Казахстан масса людей. По трактам и проселкам брели они в поисках куска хлеба. Истощенные, больные, с потухшим взором. Среди них — дети. Страшно было смотреть на них. Сердце обливалось кровью…

В Акмолинской губернии, где я работал в те годы в ЧК, хлеба было много, но взять его не всегда удавалось. Только что отшумело вооруженное восстание кулачества. Белогвардейцы разгромили партийные и комсомольские организации в Петропавловском и Кокчетавском уездах. В одном только Петропавловске в братскую могилу легли сто десять коммунистов. При защите города погибли и многие чекисты. В уездах бродили отдельные вооруженные бандитские группы. Они запугивали крестьян и не давали вывозить хлеб из глубинных сел и деревень.

В Акмолинске была выявлена крупная повстанческая организация, которой руководили эсер Благовещенский и офицер царской армии Ванин. Оба бежали из Уфы после разгрома колчаковцев.

В организацию, называвшуюся «Штаб действия и исполнения», Благовещенский и Ванин вовлекли не только антисоветски настроенных горожан, но создали многочисленные подпольные группы из кулаков в селах, установили связи с соседними уездами и Омском. Кулацкие группы усиленно изыскивали и приобретали оружие, боеприпасы, поддерживали тесные связи с бандами, снабжали их всем необходимым, требуя взамен только одного: истреблять коммунистов и не давать вывозить хлеб.

К тому времени я был уже не новичок на чекистской работе. Впервые сотрудником Омской комендатуры ЧК я стал еще в конце декабря 1917 года. Рекомендовал меня на эту работу полковой комитет 37-го Сибирского стрелкового полка.

При комендатуре, кроме двадцати оперативных работников, имелись кавалерийский отряд в пятьдесят человек и образцовая рота в двести пятьдесят бойцов. С утра до вечера оперативные работники были на ногах, выполняя задания председателя Омского Совета и окружного Военно-Революционного комитета Косарева, председателя Омского комитета большевиков Лобкова и коменданта Шебалдина.

Больше всего нас тревожили эсеры и белогвардейцы-офицеры. Они организовывали митинги, выступали с клеветой на большевиков и с призывами не признавать Советскую власть, устраивали саботаж в учреждениях, банках, почтово-телеграфных конторах.

Всех их надо было приводить к порядку, а самых вредных и непримиримых арестовывать. Участвовали мы и в национализации банков, сборе контрибуции, в конфискации товаров у торгашей. Эта работа была важной, нужной. Но облегчалась она тем, что почти все антисоветские проявления носили тогда открытый характер.