Залман Танхимович - Опасное задание. Конец атамана [Повести]

— Эгей! Эгге! Обходят, — замахал руками Махмут и выстрелил. Заорал изо всех сил и Сиверцев, хотя знал, что никто на таком расстоянии ни его, ни Махмута не услышит. Но случилось просто невероятное. Отряд будто подчинился окрику и круто свернул в сторону.

— Под пулемет их Савва повел, — обрадованно закричал Сиверцев. — Ох, и прижмет он их, ох, и дадут им сейчас! Ох, и дадут! — На том месте, откуда свернул в сторону отряд, осталась почему-то одна коляска. И было непонятно, почему ее бросили.

— Значит, приметил Савва белых зараньше! — наклонился к Махмуту Сиверцев.

— Приметил, — согласился Махмут. Оба уже не сомневались, что успеют добраться до Койсары раньше, чем их настигнет идущая по следу погоня. Она уже вылетела на бугор, позади. Сиверцев оглянулся. Мимо его уха слабо пропела на излете пуля. Еще одна прошила воздух над головой.

— Пригнись! — крикнул ему в это время Махмут. Он заметил, что конь под Сиверцевым припал на заднюю ногу. «Подбили», — эта мысль, резанувшая по сердцу, приостановила на миг дыхание, кинула по спине холодных мурашей.

Понял, что произошло с конем, и Сиверцев. Он растерянно посмотрел на Махмута, но сразу же спохватился и заорал начальническим тоном:

— Жми дальше. Не ждать меня. Приказываю.

Но, встретив бешеный взгляд товарища, осекся.

Махмут уже протягивал руку.

— Упадет твой конь сейчас, прыгай сзади на моего.

— Так не ускакаем же вдвоем, нагонят…

— Прыгай…

Сиверцев подчинился и прыгнул, обхватив руками Махмута за плечи. Махмут погнал коня к стоявшей одиноко в степи коляске. Единственная надежда теперь на одного из тех рыжих жеребцов.

А преследующие, видимо, решив, что теперь никуда от них красные не уйдут, прекратили огонь. Они задумали взять их живыми.

Когда Махмут с Сиверцевым доскакали до коляски, то неожиданно рядом с ней увидели замаскированный окопчик и в нем пулемет. За ним боец Харламов.

— Ты почему здесь? — даже испугался в первое мгновение Сиверцев. — Ты же должен за аулом на бугре!.. Ты понимаешь… Там сейчас на наших эскадрон белых навалится! Ты что?..

— Там другой пулемет есть, аульные приволокли. Савва велел вас тут ждать. Лесорку оставил для приманки. А за тем пулеметом Пашка Нагибин залег.

Погоня уже на одном из ближних бугров. Она приближалась неудержимо. Взмахивали клинками, секли воздух конники, валясь на бок, они стлались над лошадиными крупами, дико орали. Вспыхивали короткими молниями на солнце стальные лезвия сабель, а вся середина широко разлившейся по степи казачьей лавы стала дымной от поднятой конскими копытами, пронизанной солнцем пыли.

— Да-ав-ай! — Не помня себя, спрыгнув в окопчик, закричал Сиверцев. И пока передергивал затвор, успел подумать с восхищением о Думском: «Ну и молодец Савва, как сообразил все ловко!»

Харламов прильнул к бровке окопа, длинно выругался, сбросил с головы фуражку и плесканул пулеметной очередью по передней куче всадников. И все в ней мгновенно перемешал. С тяжелым буханьем падали на землю люди, будто натыкались на растянутую, невидимую проволоку, и она срезала их. Валились, бороздя тушами степь, лошади, выбивая столбы пыли, и испуганно визжали от боли. А концы лавы уже растягивались, поворачивали назад.

Белые не ожидали встретить здесь пулемет, растерялись и, оставляя убитых, раненых, врассыпную кинулись за бугор. Лишь пятеро седых бородачей, видать по всему, опытных вояк, попытались пробиться и взять окоп с ходу. Харламов ударил по ним еще одной короткой, но точной очередью, и они навсегда распластались в степи. После этого Харламов вытер ладонью взмокший лоб.

— Ну, с энтими, кажись, все, — сказал он. — Подмогните мне, хлопцы, «максимку» на лесорку поднять.

— Подождать бы, — неуверенно, словно для одного себя, сказал Сиверцев, прислушиваясь к тишине за аулом. Она начинала его беспокоить.

— А чего ждать-то? — вскинулся Харламов, ему не терпелось в отряд.

В это время за Койсары запел на высокой строчной ноте еще один пулемет.

— И там дают прикурить белякам, — обрадовался Харламов и схватил пулемет за станину. Они втроем поставили его в пролетку. Харламов взял в руки вожжи и стал выезжать на дорогу. Сиверцев пристроился на заднем сидении в пролетке.

— Слезай, Алеке, с телеги. Моего коня бери, — с загоревшимся взглядом закричал ему Махмут.

— А ты? — не понял Сиверцев.

— Пристяжного возьму. Харламову одного коренника хватит. Как думаешь, друг?

Подскочив к пролетке, Махмут отстегнул у пристяжного жеребца постромки, подвел его ближе к окопчику, где валялся убитый конь одного из бородачей. С него он и стащил седло.

— Добрый чертяка, один довезет, — кивнул на оставшегося в запряжку коренника в знак согласия Харламов, натянул вожжи и запылил к аулу. Сиверцев закурил. Он ждал, пока Махмут справится с рыжим жеребцом. Тот плясал на месте, всхрапывал и не давал заседлать себя.

— Тиру, милок, тпру, шайтан, — покрикивал на него то ласково, то грозно Махмут. Наконец он все же справился с конем. А когда затянул подпруги, заправил подхвостник и, вскочив на седло, огляделся по сторонам, то невольно обомлел. Из-за лощинки навстречу Харламову, уехавшему почти на полверсты, вынеслось трое казаков.

«Белые! Зарубят Харлама, эх!» — с болью выдохнул Махмут.

А белые почти у пролетки уже. Впереди офицер. У Махмута от волнения кадык челноком скользнул под подбородок.

— Сидоров! Это же Сидоров! — закричал он Сиверцеву, узнав полковника и не помня себя, изо всей силы сунул жеребцу стременами в бока, понесся наперехват. За ним, размахивая клинком и с каждой секундой все больше отставая, скакал Сиверцев.

Махмут не ошибся. Возле пролетки был Сидоров. Он еще не пришел в себя от всего, что произошло только что. Полуэскадрона, который он привел короткой дорогой в Койсары, чтобы взять в клещи красных, уже не существовало. Попав под губительный пулеметный огонь, он частично погиб, частично распался на мелкие группки и скрылся в степи. Ничего, видимо, не осталось и от полусотни, которую вел подхорунжий Телешев. «Кто же мог предполагать, что у красных столько пулеметов?» — раздумывая над случившимся, полковник скрипел зубами, и, хотя ему было не до одинокого экипажа, пылившего в стороне от дороги, но и удержаться он тоже не мог уже. Задыхаясь от злобы, с налитыми кровью глазами, пропустив вперед скакавших с ним двух казаков, Сидоров свернул с дороги и, нашпоривая коня, подлетел к Харламову. Заскочив сбоку пролетки, он поднял кольт.

Харламов быстро пригнулся и исчез за передним сиденьем и боковым фартуком коляски. Чтобы не промахнуться, Сидоров накренился с седла, всматриваясь, куда спрятался красный. А Харламов вдруг выпрямился, словно развернувшаяся пружина, и взмахнул клинком. Всего на мгновение, словно искра, блеснул он в его руках. Этого было достаточно. Голова полковника, будто срезанный кочан капусты, отделилась от туловища.