Яков Волчек - Сын Карая

Майор Гукасян хоть и дремал, но все видел. Когда на дороге перед машиной появился человек на ишаке и призывно поднял вверх руку, майор сонным голосом сказал:

– Кому-то мы понадобились… Остановить машину!

Всадник торопливо спрыгнул на землю.

При свете фар он углядел милицейскую форму на Андрее, воинскую фуражку майора – и обрадовался.

– Ой, хорошо! Милиция? Очень хорошо. Ты начальник? Дело к тебе есть.

Вылезший, чтобы поразмяться, Дикарь осторожно ходил вокруг ишака и, по собачьему обычаю, пытался обнюхать его сзади. Ишак поворачивал голову на гибкой шее, и его огромные уши почти соприкасались с остроугольными настороженными ушами собаки.

– Дело есть – излагай, – велел майор Гукасян.

Дело было вот какое. Владелец ишака – чабан, житель селения Караджур. Он с маленьким сыном пасет здесь колхозных овец. Часа три назад показалась машина. В ней было много людей. Что за люди? Откуда? В Караджур автомашины прибывают не часто. Дорога плохая. Чабан хотел выйти навстречу из-за пригорка, предложить свои услуги, спросить: «Кто вы? Куда едете? Не хотите ли отдохнуть у костра, съесть сыру с лавашом, выпить вина?» Хорошо, что он не сделал этого. Люди были хуже зверей. Они ругались, дрались, набросились на машину и разбили окна. Сильный шум подняли. Потом ушли. Спустя пять или десять минут он услышал издали выстрел. Почему стреляли, не знает. Он сказал сыну: «Эти плохие люди пошли в наш Караджур. Садись на своего ишака, бей его палкой, торопись по обходной тропинке как только сможешь. В Караджуре разбуди председателя и все, что мы видели, расскажи!» Сын уехал. Но до села – двенадцать километров. Он беспокоится за сына. Стоял на дороге, смотрел – и вдруг милиция. Очень хорошо!

– Покажи, пожалуйста, где стоит брошенная машина, – попросил майор.

– Пожалуйста, покажу. Это близко.

Гукасян крикнул:

– Проводника с собакой сюда. Еще шестеро идут со мной. Остальные на машине тихонько едут за нами следом. – И предложил чабану: – Ведите!

Дикарь понял, что предстоит работа. Из любопытной собаки, заигрывающей с ишаком, он сразу превратился в деловитого пса, не любящего тратить время даром.

– Нюхай!

Он возбужденно потянул носом. Ничего подозрительного не обнаружилось. Вопросительно оглянулся на Андрея: «Тут ничего нет, хозяин!»

Брошенный грузовик действительно стоял неподалеку. Передними колесами он въехал на пригорок, а задние висели над ямой. Дверцы кабины были распахнуты на обе стороны.

– Товарищ майор! – Андрей козырнул. – Прошу вашего указания, чтобы никто не подходил к машине, пока Дикарь не обнюхает место. Надо узнать, они были на этой машине или кто другой.

– Пусть собака нюхает, – согласился майор Гукасян, – но только вы ее поторопите.

Андрей снова с нажимом приказал:

– След.

И всегда готовый к работе Дикарь поднял уши, повел над землей чутким носом.

Теперь он выглядел совсем иначе, чем прежде. Встрепенулся, подобрался, чуть ощетинился, и обернулся на секунду к хозяину, как бы подтверждая: «Нашел, чую, сейчас настигну!» Он обежал вокруг грузовика, поставил передние лапы на подножку, заглянул в кабину и зарычал. Но Андрей сразу понял, что это только от возбуждения. Кабина была пуста. Потом Дикарь, не оглядываясь, не сомневаясь больше, потянул по тропинке, еле видной при свете карманного фонаря.

– Они, товарищ майор! – крикнул Андрей. – Со всей уверенностью говорю. Разрешите преследовать? Собака рвется вперед!

– Придержите собаку, – сказал майор.

Ему хотелось узнать, почему бандиты бросили машину, хотя до Караджура оставалось еще двенадцать километров и проще было бы это расстояние одолеть на колесах.

Ветровое стекло было разбито, фары тоже. На дверце майор увидел вмятину. Надо так понимать, что в тупом озлоблении колотили по машине чем-то тяжелым, возможно, большим камнем.

Майор заглянул в кабину и тут же все понял. Ехать дальше они не могли: кончился бензин. И – дурачье злобное! – рассердились, значит, на машину.

Отсюда они пошли пешком. И где-то там, на тропинке, прозвучал выстрел. Один выстрел, как утверждает чабан.

В кого они стреляли? Или, может, кто-то стрелял по ним?

– Выпускайте собаку! – разрешил майор.

Теперь Андрею пришлось во тьме бежать за Дикарем. Шестеро вооруженных бойцов держались позади. А за ними скорым шагом поспевал тучный майор Гукасян.

И опять идти пришлось недолго. Дикарь вдруг залаял – сначала недоуменно, а потом часто, с визгливыми нотками. Было ясно, что он испугался.

Пес стянул Андрея с тропки в сторону шагов на двадцать. Тут были какие-то кусты. В темноте Андрей не разглядел их и ободрал себе лицо. Дикарь бросался грудью на кустарник и тут же с лаем отскакивал обратно.

– Выходи, кто там есть! – грозно приказал конвоир.

Ответа не последовало.

– Уймите собаку, чтобы зря не лаяла, – сказал майор Гукасян.

Он приблизился, чуть отдуваясь, и сразу всем стало спокойно. В присутствии этого человека все казалось простым, легко разрешимым.

– Давайте сюда фонарь. Павлов, подсвечивай!

Майор раздвинул кустарник. На земле в странной позе лежал человек. Руки у него были холодные.

– Мертвый, – определил майор. – Вытащите из кустов.

Тело вытащили, положили на спину, направили на лицо луч фонаря.

Майор негромко сказал:

– Федор Пузанков…

После того как выяснилось, что бензина больше нет и Василий Короткий с досады ударил прикладом по ветровому стеклу, все они набросились на грузовик и стали камнями крушить железо и дерево – будто именно машина была виновата в их неудаче. К этому времени они были уже очень усталые, голодные и злые. Их особенно пугал холод наступающей ночи. А впереди был тяжкий путь. И никто из них не знал, чем все кончится.

Геннадий Числов не мешал им. Ждал, пока они успокоятся.

– Братва, до села Караджур не должно быть далеко. Там мы добудем жратву и отдохнем. Во всяком случае, одно вам скажу: нас на этой тропинке искать не будут. Из всех дорог эта самая трудная. Никто и в мысль не возьмет, что мы можем по своей воле сюда сунуться. Немножко помучаемся, поголодаем, похолодаем, но волю я вам обещаю.

Он ступил на тропинку. Не оглядывался. Знал, что все остальные пойдут за ним.

И они пошли.

Поначалу сильно растянулись.

Влас Уколов шел последним. Он обогнал одного, другого, пробился вперед и вдруг полез на камень. Было темно, только светил захваченный из машины фонарик в его руке.

– Братва, – озабоченно протянул он, – может, конечно, я обсчитался… По-моему, нас тринадцать!

– Ты еще скажи, Минька, что нынче черная пятница! – крикнул кто-то из тьмы.

– Но зато уж кошка тут нам дорогу не перейдет!

– Братва, – Уколов упрямо мотал головой, – тринадцать – это плохо.