Николай Муханов - Мир приключений, 1924 № 02

Она не старалась скрывать своих чувств. Каждое воскресенье она тащила отца с матерью в гости к постояльцам уединенной хижины. За обедом кончик ее ботинка касался парусиновых туфель Рошфора. Когда, при наступлении вечера, все общество направлялось осматривать гроты, созданные в обрыве берега последовательным опусканием и поднятием моря, она всегда опиралась на руку писателя. Заметив одного из тех огромных крабов, которыми кишат тамошние воды, она кокетливо взвизгивала и льнула к своему кавалеру, словно ожидая его защиты.

Однажды, при зное в пятьдесят пять градусов, она бегом пробежала по солнцу четверть мили только для того, чтобы увидеть Рошфора в течение двух минут с глазу на глаз. Воспользовавшись этою встречею, она назначила ему свидание на тот же самый вечер. При наступлении темноты они должны были встретиться у входа в долину. Тут, под снисходительными лучами Южного Креста, они могли обменяться клятвами, а может быть и кое-чем получше.

Жервеза исправно явилась на условленное место. Но Рошфор не пришел. В последнюю минуту им овладели сомнения. Она прождала до полуночи и вернулась в родительскую хижину, глубоко огорченная и обиженная.

Граф Анри был очень избалован женщинами. В Париже его любили элегантные светские дамы и известные актрисы. Жервеза ему нравилась. Но, конечно, сердце его оставалось совершенно спокойным. Изнемогая от скуки, он позволил себе увлечься этим флиртом и. вероятно, не вздумал бы остановиться на полдороге, если бы чрезвычайные обстоятельства не сообщили совсем нового направления его мыслям.

Новая Каледония ему окончательно опротивела, хотя он заканчивал здесь всего третий месяц. Во Франции у него остались дети, которых он нежно любил.

Его энергический, нервный и страстный темперамент томился от бездействия. А впереди лежали целые годы, унылые и однообразные. Он слишком хорошо знал политические кулисы, чтобы, подобно своим товарищам, ожидать скорого помилования.

Раз в неделю, по средам, перед закатом солнца, с островка Ля Ну, где помещались каторжные тюрьмы, долетал протяжный, плачущий вой, далеко разносившийся над гладкой морской поверхностью. То кричали провинившиеся арестанты-каторжане, которых секли воловьими жилами. Рошфор скрежетал от бешенства, слушая эти вопли. Жажда мщения душила его. Здесь, в ссылке, он чувствовал свое бессилие. Но на свободе, пусть заграницей, в Англии или в Швейцарии, с пером в руках, он вновь становился страшен.

И вдруг, совсем неожиданно, ему пред ставился случай единственный — исключительный, неповторяемый. Можно ли удивляться, что накануне предприятия, долженствующего иметь решительное влияние на всю его судьбу, он не захотел связать себе руки мимолетной интригой, не имевшей к тому же ничего особенно заманчивого в его глазах.

Неделю спустя после несостоявшегося свидания, Жервеза вновь появилась в поселке у родителей. На пороге их домика — она заметила рыжего и долговязого Оливье Пэна. У него был очень озабоченный вид. Не обратив на это внимания, она весело поздоровалась и сказала, что лишь только свалит жара, она вместе с отцом и матерью хочет навестить его, Рошфора и Груссэ.

Нисколько о том не догадываясь, сна повергла Оливье Пэна в жесточайшее беспокойство этим сообщением. Существовали важные причины, по которым Рошфор и его друзья желали избегнуть всяких визитов в тот день и особенно в тот вечер. Впрочем, Пэн сейчас же нашелся.

— Удивляюсь, сказал он, делая значительную мину, — как вы после всего случившегося решаетесь идти к Рошфору. Он вне себя и дал честное слово никогда не видеться с вами. Если вы попадетесь ему на глаза, произойдет ужасная сцена. Он совсем бешеный и никогда не умел владеть собой.

Жервеза смутилась:

— Право не понимаю, на что вы намекаете — пролепетала она. — За что сердится на меня г. Рошфор? Клянусь вам, что тот молодой человек, которого он, вероятно, имеет в виду, нисколько меня не интересует. Пожалуйста, убедите его в этом.

Итак, здесь и впрямь замешался какой-то молодой человек. Оливье Пэн, восхищенный тем, что его выдумка так удачно совпала с действительностью, обещал Жервезе все, о чем она просила. Он переговорит с Рошфором и уверит его в неизменности ее чувств. Пусть только она сама, пока что, держится подальше. Рошфор ревнив и вспыльчив до безумия. Нужно дать ему время остыть.

Жервеза была очень обескуражена этим инцидентом, тем более, что ее собственная совесть хоть и не очень сильно, но все же укоряла ее. В конце концов, не взирая на строгий наказ Оливье Пэна, она решила в тот же день объясниться с Рошфором. Причины его гнева были так ясны для нее, и теперь она понимала, почему он не прибыл на свидание. Конечно, какой-нибудь сплетник назвал ему имя Гастона Ляпоша. Но она могла поклясться всеми святыми мира, что отношения между нею и Гастоном не имели ничего предосудительного. Правда, почти каждый день они прогуливались по главной улице Нумеа. Раза два он вальсировал с нею на танцовальных вечерах, а однажды позволил себе явиться с визитом. Она приняла его чинно, словно светская дама, и угостила чашкой кофе в присутствии мадам Клэр, своей квартирной хозяйки.

Гастон Ляпош — молодой человек благовоспитанный и солидный. Впрочем, весьма возможно, что ему пришлось на родине: «съесть лягушку» — как это говорится. Иначе, он вряд-ли попал бы в Новую Каледонию. Всё же, он резко отличается от своих товарищей. Нынче он только писец в канцелярии адмирала Готье де ла Ришери, управляющего колонией. Однако, при благоприятных условиях он может пойти далеко.

Еще полгода назад, она, чего доброго, довольно благосклонно встретила бы изъяснение его чувств. Но теперь иное дело! Как сравнивать Гастона с Рошфором? Жервеза любит только Рошфора. Таково ее твердое решение.

О! она хорошо понимает свое положение и твердо помнит, что встреча с нею в лучшем случае может явиться лишь случайным эпизодом в этой жизни, столь богатой чудесными событиями. Но ничего больше ей и не нужно.

Она простилась с родителями гораздо раньше обыкновенного, сказав, что ее ждут вечером в Нумеа и что она вернется домой не в казенном баркасе, а в лодке зеленщика. Ее не удерживали.

Багровое солнце низко стояло над горизонтом; на востоке клубились зловещие тучи; в воздухе было предчувствие грозы. С трудом шагая по рыхлому песку, Жервеза была уже недалеко от жилища Рошфора, когда с вершины пригорка, заметила трех людей, быстро подвигавшихся к ней на встречу. Один из них все время отставал и сильно прихрамывал. Легко было узнать Рошфора, который еще две недели тому назад сильно поранил себе ногу острым обломком коралла.

Сначала Жервеза хотела просто поздороваться с тремя друзьями, придав своей встрече с ними характер непредвиденной случайности. Но тут ей стало страшно, как бы Рошфор и в самом деле не устроил ей при всех сцену ревности. Она скрылась за купой кустарников и пропустила идущих. Они были уже далеко, когда, выбравшись из своего убежища, она осторожно двинулась по их следам.