Николай Муханов - Мир приключений, 1924 № 01

Начальник полиции поспешно прервал меня и сказал Пинкертону:

«Коллега! Конечно вы правы! Ну займитесь сначала бриллиантами. Холмс подождет. Ведь, если он жив (а я убежден, что он здравствует), то. конечно, и останется жив, а бриллианты могут заплыть так далеко! Значит, я могу доложить г. министру, что вы согласны заняться бриллиантами?

Пинкертон сухо поклонился.

На следующий день по телефону я был вызван к Картеру. Он был болен. Голова была перевязана. Физиономия с правой стороны опухла страшно и глаза не было видно. Огромный синяк красовался вместо глаза.

«Видите, доктор… Я немного занемог!» — прохрипел он. Подлечите меня, чтобы я через два дня мог уехать в Америку!».

— Что с вами?

«Пустяки!.. Вчера зашел в бар. Немного перехватил! Вышло недоразумение с одним субъектом. Ну я его боксировал. Самое замечательное, что сегодня получил неизвестно от кого письмо с предложением немедленно уезжать в Америку. А в письме чек на весьма внушительную сумму и билет на пароход. Это меня устраивает!».

Я прописал ему примочку и посоветовал воздержаться от посещений бара.

Люпен тоже уехал очень скоро. Рассказывали, что и он получил чек.

Нат Пинкертон повертелся около недели в Лондоне и тоже скоропалительно отправился во-свояси, заявив. что телеграммой вызван в Америку «по экстренному делу».

Прошло еще с неделю времени. Как-то утром мне подали письмо. Я узнал руку Холмса. Письмо было из Норвегии, из Бергена. Друг мой писал с парохода «Морской Лев», который отплыл из Англии в полярную экспедицию. Из письма я узнал, что Холмс пришел в себя в ящике с аэропланом, который был погружен на пароход для нужд полярной экспедиции. Придя в себя, он стал стучать. Стуки его привлекли внимание команды. Он был извлечен из ящика. Он решился принять участие в экспедиции, цели которой его очень заинтересовали. Кроме того, он серьезно стал изучать рациональную постановку рыбных промыслов. Возможно, что этим он и займется.

Тяжело было читать это письмо! Бедный Холмс! Бедный «король детективов». Мир лишился тебя!

Рассказ С. А. Тимошенко

Иллюстрации И. А. Владимирова

Газеты писали: «Черная тень над городом».

Этот заголовок стал появляться все чаще и чаще.

Вчера на улице Риволи, днем, совершенно неожиданно, несколько оконных стекол магазинов обрушились на прохожих.

Сегодня на Севастопольском бульваре — взорвалась адская машина.

Завтра — будет очередной список отравившихся губной помадой, пудрой и ядовитым шеколадом.

Цепь преступлений увеличивалась с каждым днем.

Взрывы, яд, падение стекол на гуляющих — события, происходившие уже целый месяц, являлись делом одних и тех же рук.

Полиция выбивалась из сил, но безрезультатно. Парижане ужасались, ругали префекта полиции и боялись ходить по тротуарам и покупать сладости и парфюмерию.

Когда же начались таинственные взрывы, всех охватила уже настоящая паника.

Газеты на плане Парижа ежедневно ставили новые крестики, отмечая новое преступление. И весь план был усеян этими знаками смерти.

Ночью Париж напоминал 1915 год» когда немцы были в тридцати километрах от Парижа. Город был пуст и яркие фонари освещали ночные полицейские караулы и военные авто.

Преступники были неуловимы. И каждый день — несмотря на все меры, которые принимались ночью, каждый день прибавлялись новые крестики на карте.

Черная тень витала над Парижем.

Это она мазала неизвестным составом стекла витрин, которые днем рассыпались на тысячи мелких осколков.

Это она распространяла с фабричных кладовых ящики с ядовитым шеколадом, отравленной парфюмерией.

Это она подкладывала адские машины под плиты тротуаров.

Иногда полицейские, казалось, настигали темные фигуры на ночных улицах.

Тогда слышалась стрельба, но никто из преступников не был пойман.

Президент лично посетил министерство внутренних дел и вместе с министром и префектом объездил все полицейские учреждения с выговорами, увещеваниями и обещанием всяческих наград.

Но преступления не прекращались. Замирая на два или три дня, они с удвоенной силой на следующие дни сеяли еще больший ужас.

Ночь на 18-ое июля. Бульвар Инвалидов. Комиссар полиции Лекорб медленно идет вдоль стен. В руке Лекорба — браунинг, в кармане — второй. На цепочке висит свисток. Под жилетом — легкий панцирь. Во взгляде Лекорба — мрачная решимость. Через неделю — или отставка, или арест преступника. Или позор, или слава!.. Чтобы не испытать первого или добиться второго — нужно рисковать жизнью. И Лекорб три ночи под-ряд один обходил улицы разных кварталов.

Ночь на 18-ое — ночь третья.

Лекорб миновал фонтан на Эспланад Дез’Инвалид, вышел на набережную Сены, перешел мост д’Альма — и с чувством полнейшего бессилия и уверенности в том, что и третья ночь не даст ничего нового, медленно пошел по Авеню Дантэн к улице Елисейских Полей.

Черная тень!

Высокая фигура в широком пальто и кэпи шла от комиссара по направлению Авеню де Фридланд.

Сердце комиссара Лекорба тревожно забилось. Лекорб надвинул шляпу на лоб, поднял воротник и, прижимаясь к стене, следовал за незнакомцем.

Незнакомец вышел на Авеню де Фридланд.

Вот он подходит к станции новой линии подземной железной дороги, открывает ключем дверь.

Вот он опускается под землю. Лекорб понял, что настало время действовать.

Он выстрелил три раза, свистнул. Вблизи, с соседних улиц, ответили свистки полицейских и сирены дежурных автомобилей из парка Монсо.

Лекорб еще раз выстрелил и бросился по лестнице станции за незнакомцем.

Свет карманного фонаря Лекорба осветил фигуру, убегавшую за угол подземной линии в ста шагах от Лекорба. Лекорб кинулся вперед…

Никого… Лекорб добежал до сторожа подземной линии, шедшего на выстрел на встречу Лекорбу.

— Мимо вас никто не проходил? — спросил Лекорб.