Максим Дуленцов - Земля забытого бога

– Сестрица, мне кажется, это был хороший индивидуум мужского пола. Мальчик замечательный. Добрый и умный в меру. Жаль его, – говорила блондинка.

Брюнетка парировала:

– Нет, сестра, зла в нем немало. Вот пострадал-то за что? За правое доброе дело? Да если бы… Так, пустил на волю свою злобу. Да и в жизни мирской так и не разобрался. Добро от зла не отличал. Даже не понял, что такое любовь.

– Как же так? Ведь он любил. У него есть Вероника.

– Если бы он любил, то был бы с ней. Или вообще с женой, которую бросил.

– Сестрица! – воскликнула блондинка, – она его бросила, ты что-то пропустила.

– Ага, она. А он не приложил к этому усилий? Нет, ты слишком идеализируешь парня, он такой, как все, всё человечество такое, злое, противное, неверующее.

– А кто его сделал таким, сестрица?

– Ну, не начинай. Не я. И не ты. Они сами. Живут, как все звери на земле, и от них ничем не отличаются.

– Не все. Я верю, что он – не такой.

– Ха! Разберем его любовь, раз ты уж начала. Что для него любовь? Животный инстинкт размножения и желание получить немного удовольствия – как и у всех мужиков. Что его еще влечет к Веронике?

– А как же единение душ, разве не оно движет им, разве только секс?

– Они разные люди, все люди разные, все они эгоисты, никакого единения душ на этой Земле быть не может. Не здесь, поверь, сестрица. Тут каждый сам за себя, тут грызня, и если я еще сгожусь, то тебе делать тут нечего. Ты вообще должна радоваться, что еще один ушел и освободил пространство для нового индивидуума, который, может быть, поверит в тебя.

– И в тебя, не забывай, ты часть меня, а я часть тебя, но в меня почему-то верят мало, а за тобой идут, – грустно ответила блондинка. – Однако я считаю, что этот мужчинка достоин продолжить свое несчастное земное существование.

Брюнетка только хмыкнула, поправляя декольте.

Алексей пытался сказать, что он здесь, спросить их, кто они и что с ним, но рот его не слушался, звуки не получались, как будто все тело его, кроме глаз, заморозил какой-то безумный стоматолог, не рассчитав дозу новокаина. Брюнетка оглядела полянку.

– А ведь где-то здесь закончил земную жизнь тот маг, Настуд, которого обманула красавица Ширин. Вот тебе еще один пример двуличия, страсти и коварства, добра и зла, любви и ненависти, которые раздирают человеческий разум. Зачем людям жить? Они не знают сами, для чего.

– Надо дать парню шанс, сестрица. В конце концов, этот мир наводнен куда более страшными людьми, а он имеет возможность спасти свою душу. Главное, чтобы он поверил в её существование. Дай ему шанс.

Брюнетка скривилась, не признавая доводы блондинки, но, кивнув головой, склонилась над Алексеем, приоткрывая свои прелести в глубоком вырезе черной туники. Блондинка сделала то же самое, они указательными пальцами с идеальным маникюром задели его безвольную руку и исчезли. В рот Алексея тут же набилась земля, холодные струи пронизали тело, боль охватила безудержно все члены, и он очнулся в грязи, в овраге, под дождем, не в силах подняться. Голова гудела страшно, тошнило, из плеча и затылка текла еще не успевшая запечься кровь, а утро уже подсвечивало лес первыми лучами красного солнца.

Олигарх, покровитель и старый заказчик Станислава Николаевича, задерживался где-то между Лондоном и Бали. Садомский уже весь вымотался, проедая тома в архивах, но доказательства существования клада Сасанидов у реки Кама все еще были не найдены, вернее, они были недостаточны для такого большого человека; Станислав Николаевич понимал это и нервничал. В конце концов он решил взять себя в руки, успокоиться и переменить вид деятельности.

Как только его мозг перестал перебирать факты присутствия ираноязычных путешественников древности на территории Среднего Урала, так образ Вероники встал перед его усталым внутренним взглядом. Что он в ней нашел? Вероника в глазах Садомского была особенной женщиной. Во-первых, она не жаждала материальных благ, что Станиславу Николаевичу безумно нравилось. Во-вторых, она была умна, рассуждала на различные темы, иногда, правда, довольно наивно, но иногда вполне зрело. В-третьих, Вероника была начитанна, она читала даже современных авторов, из которых Садомский знал только пару-тройку, а она почти всех. И, в конце концов, Вероника была так внимательна к Садомскому, учтива и ласкова в общении, что Станислав Николаевич просто таял в неге мечтаний.

Время было, и Садомский, созвонившись со своим туроператором, заказал маленький домик на берегу, визу в Испанию Веронике и билеты. Вероника ответила согласием, и вот они уже вместе в бизнес-классе летели в сторону не очень дорогого, но очень теплого Золотого берега, когда-то заселённого маврами и отнятого у них во времена Реконкисты.

Домик оказался вполне пригодным к проживанию, аккуратно прибранным, море шумело недалеко, в сотне метров от стен, тенистый сад шуршал под бризом листьями пальм, докучливые отдыхающие, толпами гуляющие по побережью, оставались за заборчиком из кустарника с розовыми цветами и не докучали двум русским людям, ожидающим чего-то от своей невольно-добровольной близости.

Вероника вначале радовалась морю, которое видела редко, да и то в основном в Турции из-за недостатка финансов, радовалась солнцу, фруктам, новым впечатлениям; Станислав Николаевич тоже при виде этой почти детской радости испытывал прилив добрых чувств, но наступала ночь, которых, судя по счету за домик, должно быть всего шесть, Вероника закрывалась в комнате с книжкой, а Садомский оставался на диване, размышляя, стоит ли ему прийти к ней или лучше подождать, пока придет сама.

Вторая ночь повторила первую, разве что Станислав Николаевич перебрал с вином и заснул на диване. Вероника же лежала на свежих, стиранных испанскими руками простынях под нежно шумящим кондиционером, с открытым для запаха моря окном, и думала, стоит ли этот мужчина её любви или нет.

С одной стороны, она была у него в долгу: он подарил ей путешествие, тепло, море, вкусных устриц и омаров, приятное вино и не менее приятную компанию, рассказы о своих путешествиях по Азии в молодости. С другой стороны, она не любила его так, как считала, должны любить друг друга мужчина и женщина. Да, он был ей приятен, он был мил, он был учтив, но не было того, самого желанного чувства, не было страсти, не было постоянного влечения, не было так называемого, единения душ, сформулированного когда-то Вероникой. Был лишь вакуум, который надо было чем-то заполнить, но кроме физической близости и бутылки «просекко» заполнить его было нечем. На третью ночь Вероника, съедаемая чувством вины, решилась. Она тихо вышла из комнаты в гостиную, где Садомский при свете старинного торшера читал какую-то рукопись, напечатанную на листах стандартной бумаги, сшитых в папку. Она вышла без одежды, просто так, давая понять партнеру, что она ждет от него. И Садомский понял, он отложил папку, улыбнулся, поднял ее на руки и понес обратно в комнату, нежно опустил на кровать, молча, без слов, разделся.