Александр Куприн - Бармен из Шереметьево. История одного побега

Флегматичный опер уголовного розыска Некрасов персонально ничего против Гали не имел — «проститутка обыкновенная» называл он таких. Когда-то, еще студентом, он подрабатывал сторожем в зоопарке и ему запали в память лаконичные надписи на табличках, что висят над клетками — «лысуха обыкновенная», «еж обыкновенный»… Некрасов обслуживал гостиницы Свердловска и находил в этом значительное сходство с работой в зоопарке: воры, каталы, кидальщики, путаны, да и сами менты — всем им при желании можно было легко подобрать аналоги в животном мире. Впрочем, сегодня ему было не до аналогий — утром в райотдел приезжал Сергей Пономарев из КГБ и настоятельно просил изъять из обращения залетную путану, что взялась опекать западного немца из 418-го номера.

— Организуй мини-рейд по проверке пяти-шести номеров и определи ее в спецприемник. Зовут Галя, возраст — лет 25. Больше мы ничего не знаем, — врал Пономарев, — но только не меньше пяти номеров, чтоб не было подозрений, что искали именно ее! Время я скажу.

Пономареву хотелось еще несколько раз повторить про пять номеров, но он решил не нагнетать и в легком раздражении уехал к себе. Ментов он недолюбливал и отлично понимал, что никто не будет шерстить пять номеров, когда доподлинно известно, что объект в 418-ом. Некрасов тоже радости общения с кагэбэшником не испытал — своей работы море. Раскрываемость преступлений в гостиницах всегда очень и очень низкая — объясняется это прежде всего текучестью контингента, ведь как преступник, так и потерпевший, как правило, залетные — не местные. И в этом колоссальное отличие работы Некрасова от деятельности нормальных оперов, работающих «на земле». Опер-зональник смотрит на обслуживаемую территорию как в телевизор и все-то ему видно — тот откинулся и колотит бригаду, у этого вдруг бабки появились, тот вдруг забухал, неизвестно на что… и все по домам, все по месту прописки, все под рукой — не работа, а одно удовольствие. Гостиница же — как река, в которую нельзя зайти дважды: тут за одни сутки весь контингент может поменяться на три четверти. На эту линию, как правило, назначались очень опытные опера и задача им ставилась простая — не тянуть сильно вниз общие показатели раскрываемости. Некрасов был себе на уме, но очень опытный, непьющий и на хорошем счету.

Ну что ж: в приемник — так в приемник.

Приемник-распределитель для бомжей размещался на улице Первомайской. Закон позволял содержать там лиц без документов сроком до двух месяцев. Двухэтажный безликий барак с глухо зарешеченными окнами всегда под завязку набит бродягами с вокзалов. Невыносимая вонь режет глаза — это смесь блевотины, перекисшего пота и нечистот. Белые полосы хлорки, щедро насыпанные вдоль плинтусов, добавляют в букет свою несколько резковатую ноту. И хотя население приемника в целом однородно и состоит из «бомжей обыкновенных», как назвал бы их Некрасов, — в каждой камере можно найти как минимум одного находящегося во всесоюзном розыске преступника. Вот он сидит угрюмо на корточках, ни с кем не разговаривает — гоняет тяжелые мысли. Фамилию он назвал не свою, адрес выдуманный, но паскудные менты откатали его пальцы и дактокарта уже ушла спецпочтой в Москву, а через несколько дней ироничный дознаватель выкрикнет его на выход по настоящей фамилии. «Эх, жизнь — сука подлая», — загрустит вор. Но на самом деле он испытает некоторое даже облегчение — теперь для него закажут этап и покатит он по просторам Многострадальной, да в специальном зарешеченном вагоне к месту совершения преступления, к городу, где был объявлен в розыск. Этап тоже не сахар, конечно, — но нет уже сил этой хлоркой дышать! В соседней камере страдает известный питерский катала — менты закинули его сюда чисто из гнусности, сославшись на отсутствие документов и оформив как лицо, не пробиваемое по базе данных ОАБ — Областного адресного бюро. Катала исполнен ненависти и скрипит зубами — дубленку и норковую шапку больше никогда не придется надевать — камерная вонь въелась в мех навеки… Его, конечно же, выпустят в понедельник, когда придут дознаватели и проверят его ленинградскую прописку, но сейчас-то всего лишь вечер пятницы! «С-с-суки мусорские!» — скрипит он зубами.

В женском же отделении публика всегда была стопроцентно бомжатной, до того дня, когда в Свердловск завезли иностранцев. За ними потянулись путаны, и вот, нечасто, но иногда в камере можно увидеть, как суровые вокзальные тетки с интересом разглядывают свежезакрытую валютную проститутку-москвичку, снимают с нее воздушный шарфик, с вожделением нюхают дорогой парфюм, дерутся за лифчик…

Рейд по сигналу КГБ провели рано утром, бесцеремонно открыв номер контрольным ключом, и вытащили Галю из-под непротрезвевшего Мартина. Ушлый мент Некрасов, еще не включив в номере свет, заметил на полу женскую сумочку, прислоненную к спинке кровати. Двумя пальцами, как пинцетом, брезгливо вынул из нее паспорт, спрятал в карман и, оставив коллег доделывать работу, резво сбежал по широким лестницам вниз. Махнул рукой сонному швейцару, подмигнул новенькой молодой администраторше да и направился домой отдыхать. Есть все же своя прелесть в ненормированном рабочем дне.

Растерянный бундес с помятым со сна лицом остался сидеть на кровати, а немытую Галю в «собачнике» патрульного УАЗика повезли в райотдел по пустым улицам просыпающегося города. Тяжкое это занятие — проституция. Не для всех.

В дежурной части райотдела, даже не обыскивая, у нее «сняли пальчики» и посадили на скамью за решеткой, но не в камеру. Галя была к этому готова — у нее уже случалось задержание в «Октябрьской», что на Лиговском в Ленинграде, но тогда она смогла удачно отскочить за два минета дежурному РОВД и сержанту-водителю. Кроме того, она всегда внимательно слушала милицейские истории своих подруг, справедливо полагая, что когда-то и ее не минует чаша сия… «Свердловск, конечно, не Северная столица, но уж очень как-то жестко со мной обращаются, — размышляла путана, пытаясь оттереть чернила с рук, — в обезьянник-то за что?»

— А за проституцию, — задушевно разъяснил ей пришедший после обеда Некрасов, — за нахождение в гостинице без регистрации в этой самой гостинице. Галя вмиг возненавидела его за эти игривые интонации.

— Где ты, кстати, прописана?

— Город Ровно, улица Вавилова…

— Вот ведь как, — обрадовался противный опер, — а мы ведь тебя только по нашей области проверить можем, — с притворным сожалением посетовал он, — придется тебе в приемник-распределитель проехать.

— С чего вдруг? — возмутилась путана. — Мою личность вы по паспорту установить можете!

— А чего ж мы молчим? — широко заулыбался мент. — Давай же его сюда!