Луи Буссенар - Капитан Сорви-голова. Гамбусино

Отдать шпагу?.. Ни за что!

Но повиноваться – значило идти на смерть. Хорошо!

Пусть будет так. Он сумеет достойно умереть!

Со стоицизмом древнего римлянина Уошоп отдал последние распоряжения, написал жене трогательное прощальное письмо и, как рыцарь без страха и упрека, повел свою бригаду па приступ.

И вот наступил момент, когда начали сбываться его печальные предсказания.

С фронта позиции буров оказались неодолимыми. Но все же – вперед! Еще одно усилие, последнее, чтобы спасти воинскую честь.

Он приподнялся на стременах и, потрясая саблей, зычным голосом крикнул:

– Вперед, солдаты!.. Вперед! За королеву!

Шотландцы, воодушевленные пылким призывом, ринулись на приступ.

Пальба стала ужасной, а старый генерал, спокойный, как на параде, не переставал выкрикивать своим звучным голосом:

– Вперед, храбрецы! За королеву! Вперед!.

Генерал, служивший яркой мишенью для самых метких стрелков бурской армии, казался неуязвимым. Его каска была продырявлена, мундир изодран, люди вокруг него так и падали, а он продолжал оставаться невредимым.

По ходу битвы он очутился в зоне огня Молокососов.

Те стреляли без передышки, опустошая магазины своих маузеров, и все же ни один их выстрел не задел генерала.

Но вот Поль Поттер, с изумительным хладнокровием наводивший на него свой «роёр», спустил курок страшного ружья, грохот которого заглушил сухое щелканье автоматических карабинов. Генерал Уошоп, повторяя трагический жест людей, пораженных в грудь, судорожно схватился за нее рукой, зашатался в седле и, скользнув на круп коня, свалился на землю, убитый наповал.

– А-а... еще один! – радостно воскликнул молодой бур.

– Это уже тринадцатый!

И он тут же нанес новую зарубку на ложе своего ружья.

Увидев, что генерал убит, шотландцы остановились в нерешительности. Они еще не отступали, но и не двигались больше вперед.

Пальба продолжалась, все более беспощадная и яростная. Ряды шотландцев быстро редели. Уже треть всей их бригады лежали на земле убитыми и ранеными.

– Отступать! – раздалась чья-то команда.

Это конец! Англичане, снова побитые, отходили в беспорядке, с поспешностью, похожей на панику. Как

просто было бы теперь превратить их поражение в полный разгром и захватить в плен все десять тысяч обезумевших от страха солдат. Но для этого пришлось бы перейти в атаку, а буры никак не хотели расстаться со своими укреплениями.

Иностранные офицеры умоляли Кронье атаковать англичан. Тот наотрез отказался. Тщетно указывали ему иностранцы на беспорядочное бегство деморализованной армии англичан. Достаточно было отравить галопом в обход войскам королевы хотя бы две тысячи кавалеристов, чтобы отрезать англичанам возможность отступления.

Кронье только презрительно пожал плечами и даже не удостоил их ответом.

А время между тем шло, приближалась ночь. Скоро уже будет поздно что-либо предпринимать.

Иностранцы взбешенные этим идиотским упрямством, из-за которого гибли плоды блестящей победы, продолжали настаивать.

– Да поймите же вы, – кричал один австрийский офицер, – если мы возьмем в плен корпус Митуэна, то войдем в

Кимберли без единого выстрела!

Кронье опять лишь пожал плечами и, даже не потрудившись объяснить причину своего отказа этим отважным людям, которые покинули свои семьи и дела, чтобы сражаться на его стороне, повернулся к ним спиной и обратился к окружавшим его бурам:

– Восславим господа и возблагодарим его за дарованную нам победу, – и первым затянул псалом.

– Ничего не поделаешь, – с грустью прошептал полковник Виллебуа-Марей. – Он не знает даже азбуки современной войны. И заранее можно предсказать, что благодаря раздутой славе и слепой вере в него буров Кронье станет злым гением своего отечества.

Эти воистину пророческие слова меньше чем через два месяца получили печальное подтверждение.

ГЛАВА 2

Иностранный легион – обреченный легион. – Ночная атака. –

«Длинный Том» получает повреждение. – Бронепоезд. – Кронье прика-

зывает, Сорви-голова повинуется, – Вперед, Молокососы! – Динамит. –

Железная дорога минирована. – Приказ Фанфану. – Сорви-голова на мо-

сту. – Ирландец. – В пучине.

Нет слов, Европа обнаружила у малоизвестных ей до сих пор буров много благородных и прекрасных черт.

Буры в высокой степени отличались трезвостью, выносливостью, бескорыстием, отвагой, патриотизмом. Эти неотъемлемые хорошие их качества вызвали восхищение всего мира и заставили даже врагов относиться к ним с уважением. Но все же надо признаться, что одно из прекраснейших качеств человека – чувство благодарности –

было знакомо им лишь в весьма умеренных дозах.

Буры с самого начала платили недоверием тем людям, которые вместе со своей кровью несли им в дар неоспоримый военный опыт.

А ведь эти люди были не простыми искателями приключений. Нет, то были выдающиеся офицеры – французы, австрийцы, немцы, русские, – блестящие способности которых высоко ценились в их родных странах. Несмотря на это, иностранных волонтеров долго держали в стороне от серьезных дел, на самых незначительных постах. Им приходилось с трудом пробивать себе дорогу, как бы насильно оказывая бурам те или иные услуги.

Но, вопреки всем стараниям, их так и не оценили по достоинству до самого конца войны, так и не сумели извлечь из них всю ту пользу, которую они способны были и хотели принести. К их советам редко прислушивались, и в отношениях с ними проявлялось возмутительное равнодушие, доходившее часто до пренебрежения и даже неблагодарности. Об этом в один голос свидетельствуют все иностранцы, сражавшиеся в армии Трансвааля. Их рассказы о бурской войне пропитаны горечью разочарования.

Больше того: буры при каждом удобном случае пользовались иностранцами для выполнения самых трудных и опасных операций. На их долю выпадали самые изнурительные повинности, им поручали самые тяжелые дела, ими сознательно жертвовали и часто посылали на верную смерть без всякой пользы для дела, вернее, для того, чтобы сберечь жизни буров. Словом, европейские добровольцы были в Трансваале на положении иностранного легиона, которым буры широко пользовались для всяких нужд, примерно так же, как мы во Франции используем наш иностранный легион.

Нельзя, впрочем, утверждать, что такое положение вещей было не по душе нашим отважным волонтерам. Ведь этим отчаянным ребятам предоставлялась полная возможность драться, как одержимым, и совершать подвиги, казавшиеся невыполнимыми и граничившие с легендой.