Константин Костин - Остров сокровищ [СИ]

— Убили!

— Кого убили? — раздался знакомый голос.

На пороге стоял доктор Листьев. Что же… он обещал заходить почаще!

— Спасите его, Олег Палыч! — закричала девушка. — Он ранен!

— Ранен? Какая глупость! — ответил военврач, осмотрев руку. — Это просто царапина! Леночка, вскипяти чайник, а мы с Димычем поднимем эту тушу в его комнату.

Мы с доктором уложили Сан Саныча в его кровать. Я поздно сообразил, что теперь белье будет в крови, которая весьма хреново отстирывается, но теперь было поздно. Листьев достал из своего портфеля хирургические ножницы, и разрезал рукав до самого плеча. Пуля, в самом деле, лишь чиркнула полковника, оставив небольшую царапину. Кроме нее обнаружилось еще несколько старых шрамов, и пара татуировок — летучая мышь с распростертыми крыльями, заслонившая собой мишень, и череп, оскал которого был стилизован под римскую IV.

К этому времени подоспела девушка с чайником. Доктор промыл рану, продезинфицировал ее и мастерски наложил повязку — сказывалось военное прошлое. После чего извлек какую-то ампулу, набрал ее содержимое в шприц и брызнул им, выпуская воздух. Я при этом побледнел больше самого больного — уколов боюсь панически.

Прошло еще несколько минут, прежде чем полковник открыл глаза.

— Где этот гандон? — произнес он.

— Здесь нет никаких гандонов, кроме вас, Григорьев, — заметил Олег Павлович.

— Я не Григорьев, — поспешно ответил раненный.

— Не важно, — отмахнулся хирург. — Слышал я про одного Григорьева, когда служил в Анголе… может, это и не вы. А теперь слушайте меня внимательно. Вы слишком много пьете. Вас хватил удар. Фактически — я вытащил вас с того света. Стаканчик пива или рюмочка водочки вас, конечно, не убьет, но если не бросите пить — то очень скоро будут пить за вас. Не чокаясь. Запомните — слово «бухло» и слово «смерть» для вас одно и то же. Завяжете с бухлом — и будет вам счастье.

— Доктор, я видел счастливых людей, и трезвых среди них не было… — ответил постоялец.

Но Листьев был неумолим. Оставив полковника на попечение Леночки, мы спустились вниз. Попросив меня сварить кофе, доктор вышел на улицу, и вернулся с брошенным военным Стечкиным.

— Стрелять умеешь? — осведомился он у меня.

— По бутылкам, — признался я.

— Я оставлю тебе коробку патронов. Но лучше, в случае чего, хватай девочек, прыгай в свой Паджерик, и вали в деревню. А еще лучше — в Аякс. Найдешь там Торопова… ну бывшего помощника мэра Владика. И ждите меня у него. А я сгоняю во Владик, наведу справки. Если все будет хорошо… вернее, если все будет плохо — вернусь завтра к вечеру.

— А если…

— А если не вернусь завтра к вечеру — значит вернуть позже. А ты можешь спокойно жить и радоваться.

На том и порешили.

Остаток дня я был сам не свой. Хотя алкоголь я не очень люблю, но пару раз приложился к бутылке. И достаточно крепко. Не способствовал успокоению нервов даже пистолет. За поясом сзади он сильно мешал ходить, за поясом спереди — сидеть. К тому же, когда Стечкин торчал спереди — я сильно боялся, что он выстрелит, и жизнь утратит свой смысл. Наконец, я убрал его в барную стойку, и на том и успокоился.

К вечеру Леночка спустилась от полковника, и сказала, что он зовет меня. Хочет переговорить. Во мне же алкоголя было уже столько, что я сам был не против поговорить, главным образом — об уважении, причем все равно, с кем.

— Димон, дружище, — обрадовался больной, увидев меня. — Я видел людей, в которых почти не было людей. Но в тебе человека больше, чем в любом из человеков! И я знаю, ты не останешься глухим к страданиям старого, больного человека, и скажешь этой ведьме, чтобы принесла мне бутылочку водочки?

— Доктор сказал…

— К черту этого доктора! — зашипел Сан Саныч. — Я бывал в таких местах, где мясо можно на камнях жарить! Бывал и там, где плевок замерзает, не долетая до земли! И знаешь, что меня всегда спасало? Спирт! Чистый медицинский спирт! А тут — какая-то водка! Спирт был для меня всем — хлебом, мясом, водой и даже женщиной! Доктор сам сказал, что я не помру от рюмочки водочки. А без нее — наоборот, помру. И моя смерть будет на твоей совести!

— Удачи, — помахал я рукой и повернулся к выходу.

— Дима, подожди! — продолжал полковник жалобным голосом. — Ну посмотри на меня. Посмотри, как дрожат мои руки. И я не могу их остановить! Дима, я многое в жизни повидал… я видел, как черномазые едят людей… да, чего греха таить? Я и сам пробовал человечинку… а уж скольких я отправил на тот свет — не пересчитать! И когда я трезв — они приходят ко мне. Нехристи… все эти ужасы… я и сейчас вижу старого Али — вон там, в углу, у тебя за спиной, Дима. Ну ма-а-аленькую рюмочку. Совсем маленькую! Я заплачу тебе штуку баксов!

— Хрен с тобой, — сдался я. — Только деньги… оставь — тебе на похороны пригодятся.

Я принес бутылку водки, которую больной ополовинил прямо из горла. Теперь полковник заметно порозовел, глаза заблестели, а дыхание успокоилось. Нащупав пачку сигарет и зажигалку, он задымил. Некоторое время военный молча курил, а я боялся уйти — как бы он не заснул с сигаретой, и не спалил всего «Адмирала Казакевича».

— Ты видел сегодня этого человека? — спросил, наконец, Сан Саныч.

— Дядю Степу?

— Да, его! Это редкостная гнида. Но, те, кто послали его — еще хуже. Это бездельники, которые промотали все, что у них было, и теперь зарятся на мое. Вот я — человек бережливый, я не спускал бабки на силиконовых дур, не просаживал их в казино, и не кололся всяким дерьмом. Но ничего, я опять их надую. Я немного полежу, очухаюсь, и снова свалю…

Полковник снова замолчал. При этом он бледнел прямо на глазах, а на лбу выступила испарина.

— Чертов доктор доконал меня… — произнес постоялец. — В голове шумит. Слушай меня, Димон. Если у меня не получится свалить раньше, чем появится кто-то из них — знай — они охотятся за пакетом. Там, в бауле… тогда хватай ноги в руки и дуй к этому проклятому докторишке. К участковому не ходи — он жидковат. Но у этого доктора есть яйца. Пусть он тогда собирает всех, всех, кого найдет, всех, кого сможет собрать — и дует сюда. И накроет всю шайку. Димыч, я богат! Я так богат, что ты и не можешь себе представить! Эти ваши Абрамович с Березовским передо мной никто! Я один знаю, где Колян все спрятал. Он умер на моих руках там, в этой проклятой пустыне… точно так, как сейчас умираю я. И он завещал все мне. Только мне! До последней копейки! И я все разделю с тобой, по-братски. Слово офицера!

Голос его слабел. Полковник начал заговариваться, повторяя одно и то же. Вскоре он отключился. Я уж забеспокоился, как бы наш гость не склеил ласты, но нет — его грудь вздымалась и отпускалась.

Я оправился спать. Это была самая беспокойная ночь в моей жизни. Я ворочался и постоянно просыпался. Чудился то скрип половиц, то чьи-то голоса. Посередь ночи я сообразил, что забыл пистолет за барной стойкой, и спустился за ним.