Гастон Леру - Невеста Солнца [Роман]

— Гуаскар! — гневно воскликнула она.

— Гуаскар просит вас не ездить по этой дороге, сеньорита.

— Дорога принадлежит всем одинаково, Гуаскар! Уйди с дороги.

— Гуаскару нечего больше сказать сеньорите. Можете переехать через меня.

Раймонд хотел вступиться, но девушка жестом остановила его.

— Послушай, Гуаскар, твое поведение очень странно. Можешь ты объяснить мне, почему во всем городе не видать ни одного индейца?

— Братья Гуаскара делают, что им угодно. Они — свободные люди.

Она пожала плечами, подумала немного и, уступая просьбам Гуаскара, стала сворачивать в другую улицу. Но прежде, чем повернуть, обернулась и задумчиво спросила индейца, который не двигался с места:

— Ты по-прежнему друг мне, Гуаскар?

Услышав эти слова, индеец медленно снял шляпу и поднял глаза к первым звездам, как бы призывая небо в свидетели, что у Марии-Терезы нет на земле более преданного друга. Это было его единственным ответом. Молодая девушка коротко бросила ему: Adiós! [11] Прощай! и автомобиль тронулся.

Он остановился перед роскошным зданием. Швейцар бросился навстречу молодой хозяйке. Но кто-то оказался проворней его — то был маркиз Кристобаль де ла Торрес, только что подъехавший в открытом экипаже. Он страшно обрадовался гостям, которых ждал не раньше завтрашнего дня, приветствовал дядюшку витиеватой речью и, указывая на входную дверь, учтиво пригласил:

— Apease, señor, у descanse, aqui esta usted en su casa! (Входите, сеньор, и располагайтесь на отдых — вы здесь у себя дома).

Маркиз был небольшой человечек, одетый, как юноша, необыкновенно изысканно, и в ботинках на высоких каблуках, прибавлявших ему роста. Он был оживлен, подвижен, весь сверкал. Он минуты не мог усидеть на месте, а когда он двигался, все блестело в нем, на нем и вокруг него: глаза, яркий галстук, бриллиантовые булавки и перстни, и от этого все, казалось, сверкало кругом. Эта странная суетливость не мешала ему держаться с достоинством и оставаться вельможей даже в такие моменты, когда другие, пытаясь сохранить достоинство, напускают на себя строгость и невозмутимость. После клуба и географии он больше всего любил шалить со своим семилетним сыном Кристобалем. В такие минуты оба казались школьниками и наполняли дом шумом и криками, между тем как маленькая Изабелла, по шестому году, любила чинность и выговаривала им за баловство с надменной строгостью инфанты [12] Испанская наследная принцесса. .

Жилище маркиза также было особенное — полусовременное, полуисторическое. В нем были уголки совсем старинные, интересные и неожиданные: изъеденные червями дубовые панели, обветшалые лестницы, старинные балконы, мебель чуть ли не эпохи завоевания Перу, выцветшие ковры, всякий хлам, благоговейно подобранный маркизом в разных городах, где жили его предки; и о каждой такой реликвии он рассказывал особый анекдот, который гость из любезности вежливо выслушивал. В одном из таких исторических уголков дядя и племянник были представлены двум старушкам, словно сошедшим с картины Веласкеса. Тетушка Агнесса и ее старая дуэнья Ирена были одеты по какой-то древней, давно забытой моде. Казалось, их привезли в дом вместе с прочими редкостями. Большую часть времени они проводили, рассказывая друг другу страшные сказки. Каждый вечер после обеда в этом уголке воскресали все перувианские легенды, которые оба Кристобаля, отец и сын, слушали, замирая от жути, между тем как Мария-Тереза на другом конце комнаты при свете лампы писала письма и подводила итоги рабочего дня.

Франсуа-Гаспар от души обрадовался, увидав эти два живых обломка Новой Испании, притом в обстановке, которая и так, сама по себе, возбуждала его кипучую фантазию. Он сразу подружился с обеими старушками, наскоро переодевшись, вернулся к ним и за обедом уселся между ними. Они уже начали было рассказывать свои обычные истории, когда Мария-Тереза перебила их: она сочла своим долгом сообщить отцу о более важном — о столкновении между индейцами и китайцами. Узнав, что Мария-Тереза прогнала индейцев, тетушка Агнесса насупилась, а Ирена всполошилась, доказывая, что молодая девушка поступила крайне неблагоразумно, — да еще накануне праздника Интерайми. Маркиз был того же мнения. Узнав, что с индейцами ушел и Гуаскар, он даже рассердился. Гуаскар — старый преданный слуга. Что такое могло произойти, что побудило его оставить место? Мария-Тереза вкратце объяснила, что она в последнее время вообще была недовольна манерой Гуаскара держаться и дала ему это понять. Маркиз несколько успокоился.

— Тогда другое дело. А все-таки я не совсем спокоен… Индейцы как-то отрешились от своего обычного равнодушия… Атмосфера вокруг напряженная… Давеча на плаза Майор я слышал странные речи между метисами и вождями кечуа.

— Почему это, — осведомился Раймонд, — мы от самого Кальяо не встретили ни одного индейца, и здесь, в городе, тоже?

— Да все потому же, сударь, — сказала старая Агнесса. — Потому что праздник близко. У них идут тайные собрания в горах или просто в норах, известных им одним; тут есть даже настоящие катакомбы, в каких прятались первые христиане. Достаточно приказа, полученного Бог весть из какого ущелья в Андах, чтобы они все разом исчезли, а потом вдруг опять нахлынули, как саранча.

— Моя сестра преувеличивает, — улыбаясь, прервал маркиз, — и, между нами, индейцы не слишком-то опасны.

— Но ведь и ты не совсем спокоен, Кристобаль. Ты же сам сказал.

— О, я считаю, что они вполне способны на какую-нибудь неожиданную манифестацию.

— Разве они когда-либо бунтуют? — спросил Раймонд. — Мне они показались до того отупевшими…

— Не все… да, несколько восстаний было, но не особенно серьезных.

— А много их?

— Две трети населения. Но они так же мало способны к серьезному восстанию, как к труду. Это Гарсия взволновал их своей авантюрой. Они слишком долго жили безмятежно. А что говорит президент? — обратилась молодая девушка к отцу.

— Президент не особенно тревожится. По-видимому, такое брожение среди индейцев повторяется каждые десять лет.

— Почему каждые десять лет? — заинтересовался дядюшка Гаспар, уже вытащивший свою записную книжку.

— Потому что каждые десять лет индейцы-кечуа с особой торжественностью отмечают праздник Солнца, — объяснила древняя Ирена.

— Где же они его празднуют и как? — спросил Раймонд.

— В точности этого никто не знает, — начала тетушка Агнесса, понижая голос и словно собираясь доверить своим слушателям большую тайну. — Видимо, на этом празднике совершают жертвоприношения… тела жертв сжигают, а пепел бросают в ручьи, которые в своем течении уносят все грехи народа.