Аркадий Кончевский - Мир приключений, 1928 № 11-12

В каждой книжке «Мира Приключений» печатается по одному рассказу на премию для подписчиков, то есть в течение 1928 г. дано 12 рассказов с премиями на 1200 рублей. Рассказ — задача № 1 напечатан в декабрьской книжке 1927 г.

Основное задание этого Систематического Литературного Конкурса нового типа — написать премируемое окончание к рассказу, помещенному без последней, заключительной главы.

Цель Систематического Литературного Конкурса — поощрить самодеятельность и работу читателя в области литературно — художественного творчества.

Рассказ-задача № 12

Иллюстрации Н. Ушина

Все мы знаем, что наш родной русский язык необычайно богат и гибок. В старых учебниках французского языка приводился классический пример фразы, которую, не нарушая правил грамматики, по-французски можно видоизменить восемью способами, а та же фраза по-русски допускала тринадцать перемещений слов, давая каждый раз несколько иной, тонкий оттенок мысли.

Предлагаемая вниманию читателей задача является образцом виртуозности, которую допускает русская литературная речь, виртуозности, конечно, не обязательной ни для кого в обычном повествовании, но любопытной, как яркий пример и всестороннего изучения языка, и свободного пользования его неисчислимыми возможностями.

За лучшее решение этой задачи будет выдана премия в 50 рублей.

Нас познакомил Квач. Вы знаете, что такое Квач? Квач — это спец на отдыхе.

Не удивляйтесь, если я упоминаю о нем, как о чем-то неодушевленном. В отношении Квача так почему-то повелось. И не потому, что Квач незаметная величина, Этого нельзя сказать, не становясь в натянутые отношения с очевидностью. Сто двадцать кило сумеют постоять за себя, как бы вы их ни умаляли. И все же, о Кваче чаще отзывались как о чем-то, а не о ком-то.

Когда отдыхающие на пляже, облитые молочными лучами луны, любовались застывшей водной гладью, а из-за каменной складки неожиданно надвигалось гигантское темное пятно, — люди с испугом вскакивали на ноги и восклицали:

— Боже, что это?..

Спустя минуту следовал успокоительный ответ наименее податливого на панику:

— А! Это Квач ползет!..

И только исподволь, всполошенные люди овладевали вспугнутым междусоньем.

То же и днем, в часы купанья. Если недвижно застывший воздух, нашпигованный солнцем и иодом, неожиданно начинал отдавать квашеным запахом гниющего поблизости кашалота, купающимся становилось неловко. Они стыдливо зажимали носы и удивлялись:

— Что это? Откуда?..

Лаконический ответ: «Квач явился», успокаивал сознание, но не воздух.

Так вот, этот самый Квач и явился виновником моего знакомства с этой удивительной девушкой.

Ночью были слышны отчетливые подземные гулы. В неустойчивые души ползла безликая паника. Кое-кто был склонен свалить надвигающееся несчастье на Квача, как слишком тяжеловесного для нашей субтильной планетки. Такое обвинение являлось, конечно, явной натяжкой на взгляд солидно мыслящих людей. В том числе и на мой.

После очень беспокойной ночи я сидел на пляже, в тени утеса, и любовался безмятежной водной голубизной. Шум осыпающихся камней сзади заставил меня вскочить на ноги. Сначала мне показалось, будто от утеса отделился внушительный массив с прилипнувшей к нему лозинкой. Массив катился на меня. Я в испуге попятился.

Спустя несколько секунд, массив оказался Квачем, лозинка — незнакомой мне девушкой. Массив вел лозинку под локоток. Выяснив свою ошибку, я облегченно вздохнул.

С минуту Квач и девушка стояли молча возле меня. Утомленный поспешной ходьбой, Квач тяжело дышал, его необъятная глыба взволнованно колыхалась, из глубин массива долетали звуки, весьма схожие с подземными гулами. Девушка стояла неподвижно, как неживая. На обоях были купальные костюмы: на нем — какой-то необъятный желтый мешок, на ней — нечто полосатое, зеленое с белым. Тонкая и гибкая, она удивительно напоминала лозинку со снятой поясками кожицей. Такие полосатые палочки часто можно видеть у детей дачников.

Когда Квач получил способность двигать челюстями, он сказал:

— Не знакомы? Безэа…

Девушка слегка кивнула мне головкой.

— Как?.. — я удивленно взглянул на Квача.

— Безэа!.. Не понимаешь?

Я покачал головой:

— Это что же, имя? фамилия?..

— Ни то, ни се, — кличка… Ну, я лег, а вы — как хотите…

Он сел на песок и стал похож на куль, начиненный какою-то студенистой массой. Шутники, бывшие очевидцами туалета Квача, клялись мне, будто услужающая Квачу женщина укладывает его в платье большой ложкой, по частям. Сейчас я не видел в этом ни малейшей натяжки.

Квач сопел и сонно почмокивал губами. Я беседовал в девушкой:

— Мне хотелось бы знать ваше настоящее имя…

— К чему? Ведь Квач сказал вам…

— Такая замысловатая кличка подходит больше самому Квачу, но аналогии с известным блюдом… К тому же, по кличке зовут только налетчиков…

Девушка улыбнулась.

— Я ненавижу и свое имя, и свою фамилию.

— Почему? Неблагозвучны?..

— Нет… не то… Здесь нечто иное… Люди обычно не любят своих имен, если они вызывают какую нибудь смешную ассоциацию. Со мной не то… Мое настоящее имя и фамилия довольно звучны, но… они не для меня… Одни малюсенький пустячек, обесцветивший всю мою жизнь, заставляет меня ненавидеть и свое имя… Слишком тяжелый осадок оно оставляет… Мое имя звучит для меня… как отходная для безнадежно больного. Я люблю все на свете нежною и тихою любовью, все, за исключением двух вещей: своего имени и вот этого субъекта… Квача… Хотя он и был когда-то моим мужем…

Квач сочно почмокал губами и подставил палящему солнцу затененную часть своего необъятного желе.

Минуту мне казалось, будто девушка издевается надо мною, однако, облачко печали, скользнувшее по ее лицу, успокоило мои сомнения.

— Квач — ваш муж?..

— Бывший. Это несчастье случилось несколько лет назад.

— Извините, но сколько же лет вам сейчас?

— Двадцать семь.

— Вам можно дать восемнадцать, не более.

Девушка печально улыбнулась и вздохнула.

— Двадцать семь… Вся жизнь позади… Не смейтесь, я это сознаю без особой боли в душе. Я вполне убеждена, если человек до двадцати семи лет не сделал в жизни ничего, не нашел своего места — это конченный человек. Вот взгляните на Квача: он свое место в жизни знает. Сейчас он — спец в каком-то весьма сложном деле, спец, ценимый чуть ли не на вес золота. Два года назад он был спецом в иной области и тоже ценился весьма высоко. Как я его знаю — это уже двадцать девятая специальность Квача, и всюду он на своем месте, всюду он желателен, он особа, так как вытесняет столько-то десятков кубических футов воздуха, а это — очень солидно для делового кабинета. Квач — нечто. Хотя по своим мыслительным способностям он и не далеко ушел от тех студенистых медуз, что в таком изобилии плавают в взбаломученной воде, зато по умению найти свое место, свою впадинку и жизни — Квач чемпион вселенной…