Д. Панков - Мир приключений, 1927 № 12

— Есть возможность отравления хлором, если вода достигнет батарей, — сказал Маракот. — Откройте все трубы с воздухом. Чем большего давления мы можем достигнуть, тем меньше войдет воды. Теперь помогите мне, когда я буду давить на рычаг.

Мы налегли всей нашей тяжестью и подняли круглую плиту со дна нашего маленького домика, хотя я при этом и чувствовал себя самоубийцей. Зеленая вода, сверкающая и блестящая под нашими огнями, стала вливаться, булькая и волнуясь. Она быстро поднялась до наших ног, до колен, до пояса, и тут остановилась. Но давление воздуха было невыносимо. В головах у нас шумело и барабанная перепонка готова была лопнуть. Долго мы не могли бы прожить в такой атмосфере. Только крепко хватаясь за сетки на верху, спасались мы от падения в воду под нами.

С высоты, на которой мы находились, мы уже не могли смотреть в иллюминаторы, не могли себе и представить, какие шаги предпринимались для нашего спасения. Действительно, мысль, что какая-нибудь настоящая помощь может притти к нам, казалась совершенно невозможной, и все же в этих людях была какая-то сила и уверенность в себе. Особенно это чувствовалось в их широкоплечем, бородатом предводителе, и это внушало смутные надежды. Вдруг мы заметили его лицо, глядящее на вас снизу сквозь воду и, мгновение спустя, он прошел через круглое отверстие и вскарабкался на диван, так что стоял теперь рядом с нами. Это была короткая, приземистая фигура, не выше моего плеча. Он осматривал нас большими, темными глазами, в которых было выражение какой-то веселой самоуверенности, как бы говорившее:

— Бедняги! Вы думаете, что попали в очень плохое положение, но я то отлично вижу выход из него.

Я только теперь заметил очень странную вещь. На человеке, — если он только был такое же человеческое существо, как и мы. — была надета прозрачная оболочка, закрывавшая его голову и тело, оставляя свободными руки и ноги. Оболочка эта была так прозрачна, что никто не мог ее разглядеть в воде, но теперь, когда он был в воздухе, рядом с нами, она блестела, точно серебро, оставаясь прозрачной, как тончайшее стекло. На каждом плече внутри защитного футляра у него было странное закругленное возвышение. Оно было похоже на продолговатую коробку со множеством отверстий в ней и придавало человеку такой вид, точно на нем были эполеты.

Когда наш новый знакомый присоединился к нам, в отверстии внизу появилось лицо другого человека, который бросил нам нечто, похожее на большой стекляный пузырь. Три таких пузыря, один за другим, были поданы через отверстие и плавали на поверхности воды. Потом наверх были переданы шесть небольших коробок, и наш новый знакомый, приделанными к коробкам ремнями прикрепил их по одной к каждому нашему плечу, и наши плечи стали теперь выше, как и у него. Я уже начал предполагать, что в жизни этих странных людей не было нарушений естественных законов и что тогда, как одна коробка производила по какому-то новому способу воздух, другая поглощала отработанный. Человек надел нам теперь через головы прозрачные одеяния и мы почувствовали, что они крепко охватили нас в верхней части рук и на поясе эластичными перевязками, так что вода не могла проникнуть через них. Внутри мы дышали совершенно легко, и для меня было радостью видеть, как Маракот смотрел на меня из-за этой оболочки, поблескивая глазами, как в былые дни из-за очков, а широкая улыбка Биля Сканлана успокоила меня, что кислород сделал свое дело.

Наш спаситель смотрел со спокойным удовлетворением то на одного, то на другого из нас, и потом сделал на и знак следовать за ним через люк на дно океана. С дюжину услужливых рук протянулось, чтобы поддержать наши первые неверные шаги, в топкой тине.

Даже теперь я не могу не поражаться этому чуду! Мы стояли все трое, совершенно невредимые, и отлично себя чувствовали на дне пятимильной водной бездны. Где было это ужасающее давление, питавшее воображение такого множества ученых? На нас оно действовало не больше, чем на изящных рыбок, реющих вокруг нас. Правда, насколько это казалось части наших тел, мы были защищены этими тонкими стекляными колоколами, которые на самом деле были прочнее самой крепкой стали, но даже наши члены, которые были открыты, чувствовали не больше, чем крепкий охват воды, на который со временем привыкали не обращать внимания. Было так странно стоять всем вместе и смотреть назад на оболочку, из которой мы вышли. Электрические батареи мы оставили в действии и клетка наша казалась такой удивительной с потоками желтого света, изливавшегося с каждой из ее сторон.

Предводитель взял Маракота до руку и мы со Сканланом последовали за ними обоими через водяную топь, с трудом передвигая ноги по илистой поверхности.

Очерк доцента С. В. Гольдберга

В предыдущем очерке (см. Ноябрьскую книжку «Мира Приключений») с достаточной наглядностью была нарисована картина блестящей и заманчивой будущности «Человечества».

Научные фантазии, лабораторные опыты вчерашнего дня выливаются в техническую проблему сегодня, осуществляются завтра, а послезавтра — мечты и чаяния поэтов, надежды ученых и вождей человечества превращаются в реальные формы, прогресс которых бесконечен.

Невольно напрашивается при этом вопрос: а что же будет с самим человеком, что будет послезавтра с гордым «Ното sapiens» — венцом природы? Какие формы примет его личная жизнь в условиях новой среды, столь богатой техническими возможностями? Охватить такую широкую тему со всех сторон, конечно, невозможно. Взглянем на этот вопрос с точки зрения медицины сегодняшнего дня и проследим за человеком от его первых дней до его последнего пути.

Учение Дарвина, революционизировавшее мысль человека, в первое время ничего практического не обещало. После многовековой борьбы за существование человек застыл в своих великолепных формах, неподвижный в своем биологическом целом. «Исторический человек» неизменен, по данным современной науки.

Но та же наука вслед за Дарвином в лице Менделя и де-Фриза показала, что в природе происходит не только медленный процесс эволюции, но и скачки — «модификации и мутации» и, если даже со всей научной строгостью отличать признаки наследственные и ненаследственные, то все же нужно и у человека признать и «модификации», и «мутации».