Роберт Куллэ - Мир приключений, 1927 № 10

Чем объяснить его заявления о том, что корридор вдет круто вниз, — я не знаю. Думаю, что только сумасшествием.

Меня все время тошнило и часто происходили обмороки. Конечно, к своей баранине я не притронулся и, в конце концов, она протухла. Единственно, что было в пещере чистое, это вода. Ее брали из родника, пробившегося в пещеру. Но одна вода не могла, ясное дело, заменить и пищу, и воздух, и свет — все то, что необходимо для существования нормального человека.

Сторож с ломом был приставлен ко мне и не отходил от меня ни на шаг. По корридору мне позволяли ходить только до определенного места и, если я пытался итти дальше, внушительный лом преграждал мне путь.

Так прожил я под землей шесть дней, по исчислению тамошних обитателей. Сколько это выходило по настоящему — я не знаю, так как разделение на день и ночь под землей было, конечно, искусственным.

Доведенный до отчаяния и не сомневаясь, что быстрая смерть лучше медленного гниения заживо, я, наконец, решился бежать. Как и следовало ожидать, меня очень скоро настигли в темном коррпдоре и привели обратно в комнату старика. Он встретил меня, грозно нахмурившись.

— Бежать! — кричал он. — Бежать, не дождавшись моего доказательства? Может быть мы сегодня же доберемся до лавы! Может быть сегодня же загремит новый вулкан на земном шаре, созданный мной! Почем ты знаешь? И ты не хочешь подождать? Ладно же, я заставлю тебя это сделать! Ты останешься здесь навсегда и навеки потеряешь желание удирать отсюда. Держите его!

Два идиота держали меня и без того с такой силой, точно я был по крайней мере слоном.

Старик покопался где-то в углу за столообразным сооружением и скоро вернулся оттуда, неся в руках прибор, весьма напоминающий паяльную лампу. Только там, где обычно должно вырываться пламя, торчала длинная блестящая игла.

Я сразу понял назначение этого инструмента. Я понял, что я должен превратиться в такое же бессловесное и безумное существо, как вот эти держащие меня, должен стать полуживотным, навеки остаться здесь, под землей, — другими словами, должен сделаться номером сорок третьим.

Не скажу, чтобы я очень испугался. Наоборот, какое-то успокоение разлилось по всему моему организму. Мне только хотелось, чтобы поскорей вся эта жуть кончилась, а как — все равно. И я не пытался сопротивляться.

Старик приблизился, поднял руки и стал читать надо мной молитву. Потом он что-то долго и торжественно говорил. Опять в красных отблесках факела металось его лицо и смутно расплывалась длинная фигура в сером балахоне, опять он шлепал по полу босыми ногами и опять тряслись жесткие пряди седых волос, падавшие на лоб. Я не слышал слов и почти не видел старика. Безмерная усталость охватила меня и я еле стоял, поддерживаемый с двух сторон. Помню, что страшно хотелось спать, и я с нетерпением ждал своего конца.

Наконец, старик кончил скакать, поднял над моей головой свой аппарат и что-то бормоча стал производить им какие-то щелкающие звуки. Я зажмурил глаза. Острие иглы медленно-медленно погружалось в мою кожу. Я мысленно распрощался со всем светлым миром, который весь казался мне тогда в моих воспоминаниях окрашенным в яркую голубую краску…

Вдруг, успев уже пробуравить кожу до кости, игла остановилась, покачалась на месте и быстро выдернулась. Удивленный, я открыл глаза и увидел, что старик стоит передо мною в напряженной позе человека, к чему-то прислушивающегося, а на ею лице с молниеносной быстротой мелькают всевозможные выражения от ужаса до торжества.

Страшный грохот заставил меня очнуться. Где-то в корридоре раздались вопли работавших там людей и вслед за ними в подземелье ворвался треск, стук, какое-то дребезжание, грохот и… свежий воздух! Его было — всего какая-нибудь капля, но нет слов, чтобы описать, какое блаженство мне эта капля доставила. Это был настоящий, чистый, пахнущий морем и зеленью воздух. Я почувствовал даже вкус его, и вместе с ним во мне родилось бурное желание жить. С дикой силой я рванулся из рук, державших меня… По они ослабли сами собой.

Бросив в сторону паяльную лампу и размахивая руками, старик стремглав бросился по корридору туда, откуда шел шум, и по дороге вопил:

— Это — вулкан! Ты слышишь? Это грохочет лава! Вот он новый вулкан! Вот оно мое доказательство — бери его!

За ним, отпустив меня, понеслись два идиота. Наконец, побежал и я, чувствуя, как мутнеет мой рассудок и напрасно старается что-нибудь во всем этом уразуметь.

За поворотом корридора мелькнуло отверстие и в нем — свет, солнце, море. Перегнав бежавшего впереди старика и перескочив через кучу безобразных тел, наполовину придавленных обвалившимися камнями, я выскочил наружу. Этот момент у меня резко запечатлелся в памяти. Я помню море, камни, торчащие из воды, зелень, шоссе и грохочущую по нему длинную вереницу телег.

Мимо меня проскочила высокая фигура старика, крича:

— Вулкан! Вулкан!

Он перепрыгнул через парапет шоссе и бросился вниз на камни, в море. Его фигура, похожая ни большую фантастическую птицу, распластанная в воздухе, была моим последним представлением. Здесь же, на шоссе, у выхода из ужасной пещеры, я упал без памяти.

Я думаю, ты понял все. Не умея направить корридор так, как ему хотелось, в глубину горы, безумный маниак вывел его, против своей воли, и, главным образом, благодаря отклонению компаса, на нижнее шоссе, выходящее у подножия горы. В это время по шоссе проезжали телеги и стук их колес, ворвавшись неожиданно в пещеру, показался старику шумом вулкана. Этот же стук спас меня от смерти.

Вот и все.

Около месяца я жил в санатории и теперь, как будто бы, относительно, поправился. Само собой разумеется, я подал ходатайство о моем переводе из Алушты. Оно удовлетворено и в скором времени я переберусь в Балаклаву. С новым местом, с новыми впечатлениями этот кошмар, надо надеяться, немного забудется.

Ну, что же, ты продолжаешь сердиться на меня за мое долгое молчание?

Твой И.

Это письмо я получил от моего друга детства — геолога, жившего постоянно в Алуште, который в начале этой осени внезапно сошел с ума. Сумасшествию предшествовало его недельное пропадание где-то в горах.

Все то, что он написал мне, он рассказывал и докторам.

На голове его, действительно, оказалась небольшая колотая рана, но никакие самые тщательные поиски не могли обнаружить на горе Кастель и признака какого бы то ни было подземного корридора. Вероятно, все это был бред больного рассудка, тем более, что во всем Биюк-Ламбате не удалось найти никакого Ахтема. Его там никогда и не было. Про Велли Арифова в том районе тоже никто не слыхал. Есть один Арифов в дер. Демерджи, под горой того же названия, но когда ему рассказали всю эту историю, он высказал свое мнение лаконично и убедительно: