Альфред Ассолан - Приключения капитана Коркорана

— Так вот, капитан! Вы вскоре кое-что новое узнаете. Полковник Барклай, пожалуй, в конце этого месяца может убраться домой.

— В самом деле? И эти известия вы получили от этого черномазого?

— Да! Этот черномазый верный, надежный человек, служащий гонцом друга моего Тантиа Топее, — отвечал Голькар.

— А кто такой этот друг ваш Тантиа Топее.

— Это я вам объясню завтра. Полковник Барклай ранее чем через три дня не появится здесь, следовательно, у нас имеются еще два свободных дня. Завтра, если желаете, мы отправимся охотиться на носорогов. Носорог — это царская дичь, и их, пожалуй, не найдется теперь более двухсот во всей Индии. Покойной ночи, капитан.

— Кстати, что вы сделали с Рао? — спросил Коркоран. — Разве вы не намерены судить его?

— Рао! — отвечал Голькар. — Он уже осужден, капитан. Перед ужином я отдал приказание посадить его на кол.

— Черт возьми! — воскликнул Коркоран. — Нельзя сказать, что вы теряете время!

— Друг мой! — отвечал Голькар. — Как только пойман — тотчас и на кол. Неужели вы хотите, чтобы я собирал целое судилище, как в Калькутте? Тогда, прежде чем произнесет речь прокурор и возразит ему адвокат, прежде чем уйдут совещаться судьи, англичане войдут в Бхагавапур и спасут жизнь этого негодяя, их сообщника. Нет, нет! Он попался и расплачивается за всех.

— А впрочем, — отвечал Коркоран потягиваясь, так как ему очень хотелось спать, — я заговорил об этом только из любопытства. Покойной ночи, государь.

Коркоран, следуя за Али, который указывал ему путь, отправился спать.

Но, очевидно, судьбою было так решено, что уснуть капитану не удалось в эту ночь. Едва он улегся в кровать, как послышался большой шум. Коркоран поднялся и, опершись на локоть, тихонько свистнул, зовя Луизон, и сказал ей почти шепотом:

— Внимание, Луизон! Вставай, лентяйка.

Луизон, в свою очередь, внимательно на него посмотрела, прислушиваясь, и тихонько шевелила хвостом, чтобы показать своему хозяину, что она его поняла, и наконец медленно поднялась и, прямо направившись к двери комнаты, снова прислушалась и затем спокойно возвратилась и улеглась у ног капитана, как бы выжидая его приказаний.

— Хорошо! — сказал капитан. — Я тебя понимаю, моя дорогая. Ты хочешь сказать, что опасность не важная. Тем лучше, так как мне хотелось бы немножко выспаться. А тебе?

Тигрица слегка раздвинула губы, над которыми были усы более жесткие, чем острие шпаги: это был ее способ улыбаться.

Наконец раздались шаги в галерее, и Луизон снова возвратилась к двери; но, несомненно, опасность показалась ей не достойной ее вмешательства, так как она возвратилась обратно и легла у ног своего господина.

У дверей кто-то постучал. Коркоран встал полуодетый, взял револьвер и пошел отворить дверь.

Это был Али, пришедший разбудить его.

— Господин! — сказал он с испуганным видом. — Государь Голькар просил вас прийти к нему. Случилось большое несчастье. Рао, о котором предполагалось, будто он посажен на кол, подкупил стражу и убежал вместе с нею.

— Вот как. Он не дурак, этот Рао! — сказал капитан, одевшись окончательно.

— Так вот, видите ли, господин, его высочество предполагает, что он отправился навстречу англичан, находящихся уже по соседству. Их встретил Сугрива.

— Хорошо! Указывай мне дорогу; я иду вслед за тобой.

Голькар сидел на великолепном персидском ковре и, по-видимому, погружен был в глубокое размышление. При входе капитана он поднял голову и знаком пригласил его сесть около себя, а рабам приказал удалиться.

— Мой дорогой гость, вы, конечно, знаете о случившемся несчастье?

— Да, мне это уже рассказали. Рао убежал, но это нельзя называть несчастьем; Рао — негодяй, отправившийся дать себя повесить в другом месте.

— Да! Но он увел с собою двести всадников из моей гвардии, и все они вместе отправились присоединиться к англичанам.

— Гм… гм! — сказал с задумчивым видом Коркоран. Однако, видя, что Голькар очень подавлен этой изменой, он счел нужным ободрить его, сказав, улыбаясь: — В сущности, стало лишь на двести изменников меньше. Важное дело! Неужели вы предпочитаете, чтобы они остались здесь, в Бхагавапуре, в каждый момент готовые предать вас полковнику Барклаю?

— А между тем, — воскликнул Голькар, — всего час тому назад я получил такие хорошие известия!

— От вашего Тантиа Топее?

— Да, именно от него; выслушайте меня, капитан… после оказанной мне вами сегодня вечером услуги, у меня от вас не может быть каких-либо тайн… Итак, я вам должен сказать, что вся Индия готова взяться за оружие!

— Для чего?

— Чтобы выгнать англичан.

— Ах! — воскликнул Коркоран. — Мне эта идея необычайно по сердцу. Выгнать англичан!.. То есть, государь Голькар, если бы они были в нашей старой Бретани в таком положении, как здесь, я бы их брал каждого порознь одной рукой за шиворот, а другой за пояс и бросал бы в море на корм морским свиньям. Прогнать англичан! Да я, в таком случае, весь к вашим услугам и, поверьте, окажу сильное содействие… Однако! Я забываю свои научные обязанности и письмо сэра Вилльяма Баровлинсона… а также забываю свое обещание не вмешиваться в политику во все то время, пока я буду между Гималайскими горами и мысом Коморин. Но все равно! Это великолепная идея… А кто первый подал эту идею?

— Так хотят все. Она исходит, эта идея, от Тантиа Топее, от Нанна Сагиба, от меня и, наконец, даже от всех!..

— Вы говорите, от всех! — смеясь, сказал бретонец. — И вы говорите, что их выгонят вон?

— По крайней мере, мы на это надеемся, но я опасаюсь, что мне не придется быть свидетелем этого события. Этот Рао тремя месяцами ранее, будучи моим первым министром, надеясь овладеть моим государством и моей дочерью, обо всем предупредил и вошел в сношения с полковником Барклаем. Об этом я узнал, хотя были только подозрения, и приказал наказать его пятидесятью палочными ударами… Вот как началось это дело…

— Как? Неужели эта отвратительная тварь надеялась сделаться вашим зятем? — спросил Коркоран, преисполненный негодования.

— Да! Этот собачий сын, отец которого был парс, торговец из Бомбея, захотел жениться на дочери последнего потомка Рагхуидов, самого благородного рода во всей Азии.

Надо сказать, что капитан, до сих пор мало интересовавшийся рассказом Голькара, теперь начал его слушать с особенным вниманием.

С этого момента им всецело овладело одно только желание, именно поймать Рао и посадить его на кол… Как он смел претендовать на руку Ситы… Самой прелестной девушки в Индии… ангела грации, красоты, кротости!.. Этот Рао если избегнул кола, то не избегнет виселицы.

Таковы были размышления капитана. Но если вас удивляет то участие, которое он принимал в судьбе молодой девушки, о которой он накануне никакого понятия не имел, не зная ее имени и не видя лица ее, то я вам на это отвечу, что он был человеком мгновенного, первого впечатления, обожавшего приключения, не будучи вместе с тем ни на волос искателем приключений. Во всяком случае, его увлекала мысль быть покровителем молодой, преследуемой красавицы принцессы и в особенности преследуемой англичанами. В силу этого он сказал: