Альфред Ассолан - Приключения капитана Коркорана

Так вот все эти факиры сидели на корточках, вокруг своего храма. Ни один из них не поднял головы и ни слова не сказал, похожего на вежливое приветствие. Видя это, капитан слегка свистнул, призывая Луизон. Она соскочила с парохода так грациозно и легко, как хорошенькая девушка, спешащая на бал. Заслышав прыжок тигрицы, все эти факиры открыли глаза, так как они все дремали, и в мгновение повскакали. Я тотчас убедился, что никто из них не страдал параличом, так как все они с быстротою молнии юркнули в храм, молясь Шиве и крича: «Вот Бабер-Сагиб!», что обозначает: Государь Тигр.

Луизон хотела было отправиться вслед за ними в храм, но капитан ее удержал, опасаясь, что это их напугает еще более. Капитан направился прямо на самого главного факира, то есть самого грязного и самого оборван наго. Это был старик с седою бородою, к которому, по-видимому, с большим почтением относились все другие факиры. Так вот капитан заговорил с ним на его наречии, которое, как мне говорили, прекрасный язык, созданный исключительно для ученых. Я, конечно, не понял, что они говорили, но по движениям я догадался, что капитан настаивал получить Гурукарамту, а старик на это не соглашался. Но вдруг Луизон, соскучившись, вытянулась на задних лапах, а передние лапы положила на плечи Коркорана, как она всегда делает, когда хочет, чтобы ее приласкали. Увидев это, факир становится на колени и восклицает, что воля Господа проявляется, что Коркоран десятое воплощение Вишну и что предсказано в священных книгах, что Вишну явится с прирученным тигром. Вслед за тем он поднимается с колен, идет в храм, выносит рукопись и передает ее Коркорану, который, бровью не сдвинув, равнодушно и спокойно смотрит на старика, как будто мой капитан действительно всю свою жизнь был ничем иным, как воплощением Вишны.

Этот простодушный рассказ произвел сильное впечатление. Президент поздравлял и благодарил Кермадеука за то участие, которое он принял в этом славном подвиге, и дня через три после того во всех больших парижских газетах можно было прочесть рассказ об этом событии.

А между тем, в ответ на это, англичане печатали в своих газетах, что Коркоран низкий авантюрист, бандит по профессии, и что он похитил драгоценную рукопись Гурукарамта у одного английского путешественника в горах Гатес, и что он вошел в союз с Нена-Сагиб, замышляя истребить всех англичан.

Немецкие газеты разделились на два лагеря. Одни уверяли, что находка Гурукарамты вовсе не новость; если поверить их бредням, то оказывалось, что Гурукарамта давно уже издана и что доктор Корнелиес Гункер из Берлина имел ее в руках, а доктор Гауферт из Геттингена давно уже приготовляет перевод этой рукописи на немецкий язык, а профессор Спеларт из Иены уже пишет комментарии о ее вероятном происхождении. Другой лагерь прямо заявил, что рукопись была подложна, что копия, посланная Коркораном, была плодом его воображения, и что он сам никогда в жизни не видел не только Гурукарамты, но даже и Индии, и что французские филологи созданы самое большее для того, чтобы развязывать шнурки на башмаках немецких филологов. К этому они нагло добавляли, что эта легкомысленная и тщеславная нация, обитающая около Рейна, Альпов, Средиземного моря, Пиринеев и Атлантического океана, совершенно не способна написать что-либо дельное и полезное и что она никогда дальше танцев и фейерверков не пойдет. Мало того, эти писаки заявляли, что если кто-либо из граждан Франции выказывал здравый смысл и лучшее понимание окружающего, чем другие, он был обязан этим своему немецкому происхождению, так как родился в Эльзасе или в Лотарингии, и что в силу этого необходимо было отнять у Франции эти две немецкие провинции, изменническим образом оторванные от великой державы Арминиуса. В заключение всего доказывалось, что немецкая сабля, немецкая мысль, немецкая критика и немецкая кислая капуста, хорошо подготовленная вместе с сосисками, выше всего на свете.

На все это очень распространенная французская газета ответила, взывая к бессмертным принципам 1789 года, а другая газета воспользовалась этим, провозглашая свободу морей и «нейтрализацию проливов», что окончательно закончило возбудивший такие противоречивые споры, как вопрос о рукописи Гурукарамта.

Тем временем Коркоран жил счастливо в Бхагавапуре и мирно, в полном спокойствии управлял своим народом, но совершенно непредвиденное обстоятельство, как это выяснится в следующей главе, нарушило его спокойную жизнь и принесло ущербы нежной дружбе, с которой он относился к Луизон.

Однажды утром Коркоран сидел в парке в тени пальмовых деревьев. Там он собирал совет и совещался, а также производил суд над мараттами подобно тому, как делал это святой Людовик в Венсене или Дейок в Экбатанах. Сидя около него, прекрасная Сита читала и разъясняла божественные предписания Гурукарамта.

Вдруг появился Сугрива. Конечно, читатели не забыли, что Сугрива был тем отважным брамином, так смело помогавшим Коркорану победить англичан. В вознаграждение за это он назначен был первым министром.

Сугрива преклонился пред своим государем и пред Ситой, поднимая при этом руки вверх в форме кубка к небу; вслед за тем, испросив дозволение Коркорана, он сел на персидском ковре и выжидал, пока ему предложат вопрос.

— Ну что же? Есть что-либо новое? — спросил Коркоран.

— Государь! — отвечал Сугрива. — В империи вашей все спокойно. Но вот газеты из Бомбея, они рассказывают о вас самые возмутительные нелепости.

— Добряки англичане! Они стремятся сделать мне хорошую репутацию. Посмотрим, что говорит «Bombay Times».

Коркоран, развернув газету, прочел в ней следующее:

Теперь, когда восстание сипаев приходит к концу, было бы совершенно уместно восстановить порядок в стране мараттов и подвергнуть этого французского авантюриста вполне заслуженному им наказанию.

Нам сообщают, что этот низкий предводитель разбойников, поддерживаемый сбродом убийц всевозможных национальностей, начинает прочно устраиваться в Бхагавапуре и его окрестностях. Не довольствуясь тем, что гнуснейшим преступлением, отняв жизнь и престол у старого Голькара, он, как говорят, имел наглость жениться на его дочери Сите, последней в роде самых древних царей Индии, и эта несчастная женщина, опасающаяся рано или поздно подвергнуться участи своего злополучного отца, вынуждена сидеть на престоле рядом с убийцею Голькара.

— Браво! Очень хорошо! — воскликнул Коркоран. — Этот англичанин за словом в карман не полезет. Ха! Ха! Однако они воображают себя много сильнее меня, если уже позволяют себе так нахально меня оскорблять… Посмотрим, что он врет далее…