Константин Стогний - Утерянное Евангелие. Книга 2

— Приятно видеть, что император пьет с таким удовольствием! — обратилась она к Василию.

— Молчи! — совсем нелюбезно отозвался Василий. — Ты приносишь несчастья!

— Значит, братец, ты уверен в своих подданных, раз не боишься, что тебе могут подмешать яд, — двадцатичетырехлетняя принцесса подошла к ложу императора и насмешливо продолжила: — Хотя ты бог, а значит — бессмертен.

— Но пробник-то мой не бессмертен! — усмехнулся Василий, указав на своего любимца гепарда.

— Как же это ты удостоила нас своим присутствием? — спросил сидевший тут же Константин.

— Одиночество, брат, некому посвятить себя, — ответила Анна. — У меня же нет сына.

— Ты бы не знала, что с ним делать, — подколол ее тот.

— Как и ты: не знаешь, что делать со своими дочерями! — огрызнулась Анна в ответ брату, который никак не мог родить наследника Македонской династии.

Дворецкий объявил о прибытии полководца императорской гвардии Ижберна.

— Вон все! — встал и приказал придворным Василий.

Челядь разбежалась.

— Что же заставило тебя подписать столь унизительный договор? — грозно спросил император у вошедшего посла. — Это неслыханное оскорбление для империи! Кто будет платить викингам за то, что они воевали за Киев? И будто мало вреда, который ты нанес империи, ты еще и требуешь брака нашей принцессы, что нужно лишь для удовлетворения честолюбия Владимира! Ну, что молчишь? Защищайся!

— Что говорить? Это лишь слова. Не по мне от слов защищаться!

— Это не слова, — вмешался Константин. — А прямые обвинения. Договор, который ты подписал от нашего имени, недостоин Римской империи и бесчестит нас. Приняв его, ты предал своих императоров и наш народ. И возможно, вступил в заговор с Владимиром. Все обвиняет тебя!

— Хорошо! — развел руками Ижберн. — Отдай варангам приказ, которого они вряд ли ждут! Но запомни: болгары не пощадят ни империи, ни тебя с братом!

Константин обернулся к старшему брату:

— Что Василий скажет об этом?

— Я уповаю на понимание между людьми доброй воли, — уклончиво ответил соправитель.

— Но здесь не идет речь о людях доброй воли. Это русы! Русы!!!

— Но рядом с Владимиром есть Олаф, его побратим, он человек благородный и великодушный.

— Правда, правда! Конечно, Олаф! — Константин обернулся к Ижберну. — Почему же ты молчишь об Олафе?

— Потому что таких викингов, как Олаф, немного, брат, — ответила за посла принцесса.

— Анна! — воскликнул Василий. — Я тебя предупредил! Чтоб ни слова зловещания, ни от тебя, ни от других!

— Не смей повышать голос на невесту киевского князя! — одернула та императора.

— Мне страшно, — искренне пожаловался Константин. — А я не выношу страха, мне от него плохо.

— Мне там тоже было страшно, — заявил Ижберн. — За вас, за империю. Если я принял условия русов, то лишь для того, чтобы выиграть время. А нам оно нужно, дабы заключать договоры, укреплять оборону и обучать легионы. Действовать нужно быстро. Если немедленно не принять все меры, то в тот день, когда Варда Фока Младший придет со своими войсками, никакие, даже самые быстрые лошади не спасут вас, никакой лес вас не укроет.

— Хватит! Пусть он замолчит! Арестуйте его, делайте с ним, что угодно, но пусть он молчит! — закричал Константин.

Варанги из наемников-викингов проводили своего начальника Ижберна под арест. В его собственные покои. Ночью у входа в них появилась девичья фигура. Но ее не пропустили стражники, облаченные в амуницию, представлявшую собой смесь традиционного обмундирования и оружия викингов с блестящими византийскими доспехами.

— Сюда никому нельзя, — остановил ее начальник караула. — Приказ императора!

Девушка откинула вуаль. В лунном свете блеснули жемчужины на полуобнаженной пышной груди. На стражников с вызовом смотрела принцесса Анна.

— Пропустите ее, — буркнул варанг.

Она вошла в покои, облицованные мрамором и бронзой.

— Приветствую тебя, Ижберн! — сказала Анна и прижалась спиной к ребристой входной колонне.

— Анна? Что ты здесь делаешь? — удивился полководец и скрестил на груди руки.

— Никогда не спрашивай у женщины, зачем она пришла к тебе! — заявила принцесса, подошла к Ижберну и развела его скрещенные руки. — Я ушла из дворца, потому что там трудно дышать. Константина ослепляет ужас возможного заговора, он хочет твоей погибели, ибо знает, что ты сильнее их.

Свен отошел к низкому столику с фруктами и вином. Македонка прошла в глубь комнаты, повернувшись к нему спиной.

— Константин ненавидит меня, как и я его. Я напоминаю ему мать Феофано, которая после смерти нашего отца Романа II захватила престол со старым полководцем Никифором Фокой…

— А когда тот стал вести себя неправильно, заменила его на молодого любовника Иоанна Цимисхия? — спросил свен, показывая, что ему известна эта история.

— Мои братья знают, что я такая же сильная, как и моя мать, — продолжила принцесса. — Будь я мужчиной, я давно бы уже захватила трон цезарей!

— Нет, Анна, нет, — покачал головой Ижберн. — Я не опора твоему тщеславию. И потом, судьба твоей матери, дочери константинопольского шинкаря, в заведении которого она работала проституткой, меня совершенно не волнует.

— Моя судьба тебя тоже не волнует? — спросила Анна и набрала воздуха в грудь так, что ее ослепительные окружности еще больше приподнялись над глубоким шелковым декольте. — Я могла бы дать тебе свободу.

— Каким образом? — спросил гвардеец и налил ей вина в золотой канфар.

Анна подошла, взяла мужчину за запястье и чуть нажала на него грудью:

— Мои братья правят как императоры слишком долго, а без тебя они…

Принцесса покачала головой — дескать, «ничего не стоят». Она забрала из рук Ижберна канфар и поднесла к губам ароматное красное вино.

— Ты такая же, как они, Анна, — ответил ей гвардеец. — Ненасытная кровопийца.

Не ожидавшая такой нелестной характеристики Анна оторвалась от канфара. Ее верхняя губа окрасилась густым вином.

— У тебя такой же взгляд — пристальный, злой — как и у твоих братьев, когда они решают убить кого-нибудь, как ты хочешь убить их.

— Я хочу свободы и величия! — властно произнесла Анна. — Мое величие — это величие империи. Под властью Василия и Константина дни Византии сочтены. Только мы вдвоем можем спасти ее.

— Преступлением ничего не спасешь, — не согласился гвардеец.

— И ты безропотно позволишь увлечь себя на плаху? — Анна вернула канфар Ижберну в руки.

— Константин меня ненавидит, но знает, что я понадоблюсь. Он не убьет меня, — гвардеец поставил канфар на столик. — А когда тысячи викингов придут на службу Василию, он меня призовет. И я снова возглавлю варангов в ранге их начальника — аколуфа.