Константин Стогний - Утерянное Евангелие. Книга 2

— Ах! — снова и снова повторял, не находя других слов, исцелившийся старец.

Его сыновья подменили Варнаву и Павла, то ли удерживая своего отца, то ли обнимая. А тот тоже их обнимал и отталкивал одновременно, наслаждаясь этим восхитительным чувством — чувством послушных ног.

— Боги пришли к нам в облике людей! — закричал кто-то в толпе ликующих греков.

Мужчины подхватили Варанаву и Павла на руки, подняли над землей и понесли в храм.

— Мы не боги, мы не боги! — тщетно пытались перекричать жителей Иконии ученики Иешуа.

Но крепкие руки греков держали проповедников, не давая им вырваться и спуститься на землю, будто люди боялись упустить свое счастье. В храме нашлись флейты и лавровые ветви.

— Он Зевс! — вскричали жители Иконии и надели Варнаве на голову лавровый венец. Варнава от души смеялся, довольный таким приемом.

— Вот бы Иешуа увидел, хохотал бы до слез.

— Мы не боги, — все еще неистовствовал Павел. — Варнава, останови их!

— Павел, дай мне немного побыть Зевсом, — смеялся Варнава.

— Не нравится мне все это, — через некоторое время вполголоса сказал тарсянин.

В этот момент Павлу на голову тоже надели лавровый венец со словами:

— Он Гермес!!!

— Люди, остановитесь! — вскричал проповедник. — Не мы исцелили старого всадника, а Он!

Павел поднял палец вверх, как бы указывая туда, откуда снизошло чудо.

Он стоял величественный и прекрасный в лавровом венке и длинном белом хитоне. Смуглое лицо и крепкое тело бывшего воина, закаленные жарким солнцем Средиземноморья, отливали бронзой, а глаза светились торжественным светом. Нет, он не был похож на тридцатилетнего проповедника из Тарса. В глазах забитых горожан он действительно казался богом.

Рядом стоял не менее торжественный Варнава, которому было не больше сорока, но даже пепельноволосые старцы внимали его речам, открыв рты, словно малые дети.

— …Только он! — продолжил Павел, подняв руки и развернув ладони к небу. — Только он — Бог. Ни Зевс, ни Гермес… а Бог!

Внимавшие речам Павла греки украдкой переглядывались, будто в каждом соседе видели шпиона, который доложит, куда следует. Такую крамолу не то что слушать, даже представить себе было страшно. Но проповедник продолжал еще громче, еще острее, еще мятежнее:

— Что для вас главное в человеке? Власть? Тяга к справедливости? Разум? Нет, говорю я вам! Любовь!

По толпе прошел удивленный ропот. Варнава подхватил мысль своего товарища:

— Бог есть Любовь! Вы молитесь Зевсу, но разве его можно назвать Богом с большой буквы? Бог — первоначало. Зевс — это первоначало? Нет! Зевс — это всего-навсего потомственный узурпатор.

Слушающие греки не прекращали гудеть. Перед ними стояли двое. Они только что явили чудо — исцелили старого всадника, и он встал на ноги. Но они — не боги! Не Гермес и не Зевс. Кто же они?

— Зевс сверг своего отца Кроноса, — тем временем продолжал убеждать Павел. — Тот сделал то же самое со своим отцом Ураносом… Вы думаете, что всем нашим миром правят тираны и узурпаторы, а я говорю вам, что Иешуа Христос! Не «Хрестос» [2] Хрестос (греч.) — полезный, благой. , а Христос — помазанник, Мессия, Сын Божий и сам Бог.

Эти слова не укладывались в голове ни у одного грека. Они ставили под сомнение все их мировоззрение, все их устои…

— Бог и есть Господь! — увещевал слушателей Варнава. — Тот, кто правит нами, людьми, наш Господин. Призываю вас к Богу живому, который сотворил небо, и землю, и море, и все, что в них…

— Ты лжешь! — послышался одинокий крик из толпы, от которого передернуло всех слушающих.

— Иешуа повешен на дереве и проклят! Он не Христос! — добавил второй голос.

Это к месту проповеди подошли иудеи Иконии, уже несколько минут наблюдавшие за проповедью Павла и Варнавы.

— Тебя нужно наказать, как записано в законе Моисея! — опять выкрикнул первый голос.

Эти активные иудеи не показывались из толпы, а только провоцировали скандал.

Варнава посмотрел на только что исцеленного грека, но тот испуганно отвел глаза в сторону.

— Пойдем, отец, — спокойно сказал один из сыновей старика. — Тебе нужно отдохнуть.

И трое греков затерялись в толпе. Варнава удивленно посмотрел на Павла.

— Не жди благодарности, — спокойно ответил тарсянин. — Не для этого мы сюда пришли.

Шум среди слушателей нарастал. «Он прав!», «Он не прав!», «Он исцелил всадника!», «Он колдун!», «Он — Зевс!», «Они не Зевс и не Гермес. Они обманщики!» — неслось из людской гущи.

— Что ж, — улыбнулся Варнава и окинул взглядом всю толпу. — Отвечу словами Иешуа: «Кто считает, что седого всадника здесь, на ваших глазах исцелил не Господь, пусть первый бросит в меня камень».

В следующий момент несчастному проповеднику было бы впору пожалеть об этих словах. Увесистый окатыш, пущенный из толпы, ударил его в лицо, и Варнава, которого десять минут назад боготворили, заливаясь кровью, закрыл лицо ладонями.

— Варнава, брат мой! — только и успел вскрикнуть Павел, как получил удар камнем в висок и, потеряв сознание, рухнул на тяжелые плиты портика…

Со всех сторон в двух проповедников летели камни. Их кидали даже те, кто только что восхищался двумя последователями Иешуа. Кидали с оглядкой, боясь не кинуть и попасть за это в тюрьму или еще хуже — на крест.

Окровавленный Иосиф Варнава стоял на коленях, прикрыв лицо руками, и кричал:

— Братья! За что ж вы так, без суда?! Как бродячую собаку!

Но тщетно. Несколько иудейских молодчиков, подстрекая толпу, выбрали мишенью безоружного человека. Камень — и правая рука Иосифа повисла плетью, еще камень — и левое плечо окрасилось кровью от раны, нанесенной острым куском гранита…

Варнава понял, что ему не выжить. Из последних сил он обратил свое окровавленное лицо к Небесам:

— Господи, прости им, грешным, ибо не ведают, что творят!

Удар страшной силы поразил проповедника в подбородок, и он без сознания откинулся назад, оставаясь при этом на коленях.

Голые окровавленные тела Павла и Варнавы иудеи вынесли за крепостную стену и бросили там, куда сбрасывали нечистоты, помои и строительный мусор. Греки не стали вмешиваться, ибо по закону иудеи сами разбирались со своими соплеменниками. К тому же проповедники оскорбляли Зевса, так что особо ретивых защитников христиан остановили жрецы. Лишь исцеленный грек с сыновьями дождались темноты, когда иудеи и их соглядатаи ушли. Они положили Павла на носилки и унесли в свой дом.

Павел очнулся от мокрой губки, омывающей рану на его лбу. Над ним хлопотал тот самый исцеленный грек. Тарсянин вопросительно посмотрел на старика.

— Итудис… Меня зовут Итудис, равви, — как бы оправдываясь, сообщил полуживому христианину старик.