Фредерик Браун - Брат гули-бьябона: Рассказы и повести о снежном человеке. Том II [Изд. 3-е, дополненное]

— Милый юноша… поверьте, я разделяю вашу печаль. Это общее наше горе, но… но мы накануне мирового открытия!..

И Джамбон рассказал Андрею историю и легенды Алмасских гор. Потрясенный Телятников пришел в восторг. Он был вне себя от радости, но спустя немного времени, опять вспомнив о Гране, не выдержал раздирающей муки. Скрипнув зубами, он пошел в пески. Проходя мимо машины, он заметил Висковского. Молодой геолог, по обыкновению, писал дневник. У ног его лежали волчата — волчата Грани. Он задумчиво гладил зверят и не заметил кинооператора.

Опустив руки, медленным шагом Телятников побрел в темноту.

У самого края пропасти, при огне костра, Висковский в эту ночь исписал почти всю тетрадь:

«Уснули. Наконец я один! Джамбон удалился в свой «дворец пышности и чистоты», как он называет палатку. Успокоился немного и бедняга Телятников. Только сейчас узнав от профессора о цели нашего похода, он вне себя от радости принялся готовить, заряжать свой аппарат и научил Ли Чана, как подавать ему объективы во время съемки. Он развернул перед умиленным Джамбоном потрясающие картины сенсации, какую вызовет на экране появление фильма об алмасах. Пусть забавляется, бедняга… Я также счастлив — цель как будто достигнута, но тревожные мысли об исчезновении Грани все более и более отравляют радость.

Горят костры. Не верится, но горы обитаемы! В ущельях гор существует жизнь. По-прежнему, как меня предупреждал Джамбон, остается неразрешимым вопрос, как мы попадем к этим исполинским скалам. На пути бездонная пропасть. При первом взгляде на Алмасские горы любой геолог найдет подтверждение новой теории, доказывающей, что в Центральной Азии еще не закончился процесс горообразования. Очевидно, эта область подвержена частым землетрясениям. Пропасть, над которой я сейчас пишу дневник, есть не более как титаническая трещина, возникшая в результате одного из таких катастрофических землетрясений. Пропасть не менее тысячи метров глубины. Скалы расщеплены, и по линиям гор здесь резче, чем где бы то ни было, видно, что надвиговые явления продолжаются. Вот где глазам геолога старой Европы дается величайшее наглядное пособие! Завтра мне предстоит сделать массу открытий. Огромное значение будет иметь хотя бы беглое, примитивное, описание гор. Край, куда мы так легко (!) проникли, в сущности географическое белое пятно. Ни на какой карте не обозначено, кому принадлежит эта большая пустынная территория между Монголией и Китаем.

Итак, до завтра. С рассветом мы двинемся на разведку, Вот где пригодится аппарат Телятникова. Чего бы не отдал каждый геолог, чтобы очутиться на моем месте… Но интересно, кто бы согласился остаться в пустыне без средств передвижения, в безвыходном положении, в каком нахожусь я с моими замечательными товарищами! Как мы будем возвращаться обратно? Охота, возможно, спасет от голода, но без бензина мы погибли. Впрочем, разумно ли сейчас терзаться мыслями о будущем, когда оживает мрачная легенда старины и в таинственных, диких горах вьется дым? Даже сейчас, при воспоминании того, что мы видели, холод пробегает по телу. Ли Чан и Джамбон смотрели на горы, значит виденное мною не галлюцинация… Дым поднимался к небу, и теперь нельзя не верить: в горах жи… »

На полуслове обрывается дневник Висковского, и оставшиеся в тетради страницы ничем не заполнены.

Кто же помешал геологу завершить описание прошедшего дня, вследствие чего мы лишаемся в дальнейшем возможности цитировать документы путешествия?

Но прежде мы последуем за несчастным Телятниковым. Мучительно страдая, ничего не видя перед собой, он идет по пескам, и далеко позади остался чуть заметный огонек костра. И вдруг он остановился. Тихие звуки однотонной песни послышались впереди. Не веря себе, он согнулся, дрожь пробежала по его телу, и механически он сделал несколько шагов.

Тусклый свет луны проскользнул по барханам. Песок как будто зашевелился. И вот рядом, за бугром, снова послышалась песня. Тонкий женский голос… Телятников ускорил шаг — теперь не могло быть сомнения, женский голос звучал близко, и кинооператор, не отдавая себе отчета, побежал. Все ближе и ближе звучала странная песня. Одним махом взлетев на бугор, Телятников замер. Перед ним стояла хрупкая китаянка.

Тучи разошлись, и при свете луны в двух шагах от себя он увидел китайскую девушку. Нисколько не смутившись от появления Телятникова, точно она его ждала, китаянка, не переставая петь, не двигаясь с места, улыбнулась. Как зачарованный, кинооператор подошел к девушке и взял ее за руку.

— Кто ты? — изумленно спросил он.

В одно мгновение лицо китаянки преобразилось. Изогнувшись, она отскочила в сторону. В воздухе взвился легкий канат, и опутанный с головы до ног Телятников не успел раскрыть рта, как она сильным рывком свалила его на песок.

…По рассказу самого Висковского мы продолжим хронику экспедиции и с его слов передадим все, что произошло после того, как дневник с оборванной фразой упал на песок.

«Увлекшись записями, захваченный переживаниями дня, — сообщает геолог, — я ничего не слышал вокруг себя. Давно уснули мои товарищи, никто не мешал моим занятиям. Как вдруг возле автомобиля, находившегося в каких-нибудь десяти метрах, внезапно что-то упало, точно с машины свалился тяжелый мешок. Я хотел вскочить, но уже было поздно: длинное и широкое темное покрывало упало на мою голову, чьи-то руки опутали меня толстой веревкой, — в секунду я превратился в мумию, однако ноги оставались свободными. Сильным рывком меня поставили на ноги и, толкнув в спину, заставили идти. И я пошел с завязанной головой, не видя дороги, не зная, куда меня ведут. Руки стиснуты по бокам. Я часто спотыкался, теряя равновесие, но в ту же минуту меня поддерживали и, дергая за конец веревки, опять заставляли идти быстрым шагом. Спустя некоторое время я почувствовал, как пески исчезли, из-под ног потянуло сырой прохладой. Толчком в грудь мне безмолвно приказали лечь на спину, и я съехал вниз, ударяясь головой об острые мелкие камни. Спуск на спине продолжался с четверть часа; я слышал, как рядом со мной ползли люди и под ними осыпались камни. Не менее двадцати человек сопровождали меня. Я слышал их шепот и прерывистое дыхание. Наконец ноги уперлись во что-то твердое, я встал и пошел, как конь на поводу. В одном месте я нерешительно остановился; мягкая почва закачалась, я едва не упал, но сразу же понял, что иду по плетенному из веревок мосту. Зыбкий мост качался, внизу шумела вода. Снова спуск, и мы пошли по вырубленным в камне ступеням, потом левым плечом я ощутил щербатую каменную стену. Необъяснимое внутреннее чувство самосохранения заставляло меня без всякого предупреждения идти, прижимаясь к камню. Я как будто знал, что справа — пропасть.