Борис Медовой - Тайна

Доктор Зайдель прошипел сквозь зубы:

— Отдай ему чемодан, дубина! Слышишь?! На тебя уже обращают внимание! Дура!

Но Поль Эккерт с остервенением выдохнул:

— Я что, барин, что ли? Чего я буду пацана эксплуатировать?! Чемодан-то легкий!

Но доктор с такой силой сжал журналисту запястье, что тот, охнув, мигом выпустил чемодан. Служитель подхватил его и проворно направился к лифту. Бурлаков, желая, по-видимому, утвердиться в своей новой роли, крикнул вслед юноше:

— Ты уж изволь, любезный, порасторопней, поживей!

Фоме, вероятно, казалось, что именно так должен разговаривать с прислугой настоящий заграничный барин, времен же, хмыкнув, ядовито сказал:

— Давай, давай, господин Задсль!

Он не сразу осознал, что весьма удачно исказил новую фамилию друга, но поняв, как ловко звучит это на русский манер, с видимым удовольствием повторил:

— Задель! Хм! Вот уж и впрямь Задель!

И в этом нашел некоторое утешение.

Двойной номер, предоставленный швейцарцам, свидетельствовал скорее о пошлых вкусах хозяев, чем об их богатстве. Апартамент состоял из двух огромных смежных комнат, отделанных с фальшивой и слащавой красивостью. Тем не менее это показное великолепие произвело впечатление на приезжих швейцарцев. Один из них, обозревая свою комнату, даже произнес слова, которые можно было расценить и как одобрение:

— Вот гады!

Стена напротив алькова представляла собою сплошное зеркало. Гигантские кровати из красного дерева были покрыты кружевным покрывалом. Подушки и те под кокетливой кружевной накидкой.

Корреспондент «Курьера» открыл дверь в ванную и обомлел: она была облицована цветной глазурованной плиткой, блестела никелем, медью, зеркалами, фаянсом.

— Пахнет-то как сладко, будто облепиховым вареньем! — пробормотал швейцарец.

Он сплюнул и сказал:

— Вот так и засасывает буржуйский быт! Сядешь на такое сиденье, и силушки нет встать — до того браво! Они, гады, знают людскую слабость…

Доктор между тем обнаружил на резном столике пачку конвертов «Карлтона».

— Перво-наперво — дело! — сказал он.

Бурлаков достал из саквояжа заготовленные для них женевскими друзьями документы — отпечатанные на форменных бланках письма в правительственные органы Италии.

Фоме оставалось лишь вложить эти бумаги в конверты «Карлтона» и переписать адрес с заранее подготовленной шпаргалки.

Доктор Альберт Зайдель, ведомство международного общества Красный Крест, Берн, направлял в личную канцелярию министра внутренних дел синьора Умберто Стабилини ходатайство о разрешении посетить с целью медицинского осмотра лиц, отбывающих в крепости Регина пожизненное заключение за политические преступления.

В бумаге Поля Эккерта тоже содержалась просьба еженедельника «Курьер» допустить ее корреспондента имеете с уполномоченным Красного Креста в крепость Регина. «Курьер» обосновал свою просьбу тем, что в коммунистической прессе публикуется много инсинуаций по поводу состояния здоровья политзаключенных этой тюрьмы.

Доктор Зайдель, нажав кнопку звонка, вызвал коридорного и вручил ему конверты для немедленной отправки министру. Затем доктор поднял трубку телефона и назвал номер, который дали ему швейцарские друзья.

— Алло! Тут мы из Женевы приехали. Шарль привет передавал. Хорошо бы встретиться!

Встреча состоялась на набережной. Два итальянца представились:

— Артуро Ладзари.

— Клавдио Буоцци.

Пожимая руку Клавдио, Еремей сообщил:

— У меня маму тоже Клавдией зовут.

Все четверо сели на скамеечку у самой воды.

Ладзари, худощавый чернобровый мужчина лет сорока, сказал:

— Сократим нашу встречу, товарищи, до минимума!

— Понятно! — откликнулся Бурлаков.

— Дело обстоит так. Ни легальным путем, ни тайным мы пробиться к товарищам не смогли. Поверьте, были брошены все наши силы. Эта четверка — замечательные люди, настоящие революционеры. Но Регина — слишком твердый орешек.

— Но хоть что-нибудь да удалось? — спросил Фома.

— Очень немногое. Но на всякий случай запомните: надзиратель четвертого блока Репосси — наш человек.

— В четвертом блоке и находятся наши, — пояснил Буоцци.

— Ну и еще, — продолжал Ладзари, — есть там старший по смене в этом блоке, Бордига.

— Тоже наш?

— Да нет! Он хищник. Но любит деньги. За них готов на многое. Вот и все. Но мы даже и этих людей никак не можем использовать. Фашисты твердо решили сгноить наших парней. Они это умеют, бандиты!

— Мы с вами больше встречаться не должны, — сказал Буоцци, — Это опасно и для вас. Звоните нам из автоматов с вокзала.

Итальянцы сердечно пожали приезжим руки и ушли.

Седых сказал:

— Не терпится эту тюрягу посмотреть. Может, съездить мне туда, а, Фома? Погляжу вокруг, как и чего. А?

— Я те съезжу! Так съезжу, что маму Клавдю забудешь!

— Ты чего? — опешил Седых.

— А то, что ты со своим бзиком все дело можешь загубить! Не забудь, какая ставка: жизнь четверых людей. И каких людей! Прыть-то свою поубавь!

Еремей Павлович продолжал обескураженно смотреть на приятеля.

— Совсем сдурел тут в Европе! — пробормотал он. — В амбицию ударился! А дома тихоней прикидывался.

В ресторанчике «Паскуале» Бурлаков заказал для себя и для Еремея два непонятных кушанья. Седых пожевал и сморщился:

— Какие-то корешки склизкие! Тьфу, гадость!

Он попробовал другое — что-то тягучее, как резина. Отставил. Сидел голодный и злой.

Фома спокойно съел все, что было в тарелках. Принесли счет — триста лир.

— Что?! — воскликнул Седых. — Да они что, обалдели! За кусочек жеваной травки с тестом такую уйму денег!

— Не скупердяйничай! — сказал ему Фома. — Мы же взяли самое дешевое.

— Ничего себе дешевка! Нет уж, теперь ни шагу в эти рестораны!

— А чем питаться будем?

— Во-первых, у нас там сало осталось. А во-вторых, купим хлеба. Перебьемся, не сдохнем!

Еремей хмуро полез за бумажником.

Ночь опустилась над Римом. С балкона гостиничного номера видны были сверкающие фонтаны на площадям, разноцветные рекламы, потоки блестящих автомобилей на улице, уходящей вдаль.

Утром служитель в форме ведомства внутренних дел вручил швейцарцам под расписку два пакета с печатями. Первым вскрыли пакет, адресованный синьору Полю Эккерту, специальному корреспонденту издания «Курьер», отель «Карлтон», Рим. Королевство Италия.

Бурлаков прочитал Еремею вслух:

— «КАНЦЕЛЯРИЯ ПРИ МИНИСТРЕ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ КОРОЛЕВСТВА ИТАЛИЯ. СИНЬОРУ П. ЭККЕРТУ. Согласно циркуляру Генеральной прокуратуры и соответственно Распоряжению Министра доступ в Особый тюремный комплекс Регина (округ Марио) представителям прессы, как государственной, так и частной, ЗАПРЕЩЕН. Просьбы редакций аннулируются. Начальник канцелярии при Министре, комиссар общественного порядка Нитти».