Александр Казанцев - Против ветра

Анисимов нехотя подчинился. Сходов ушел. Пурга выла за стенами домика.

Анисимов прошел на кухню. Скоро здесь загорится огонь. Механик со злостью посмотрел на вращающийся шкив. Ему захотелось остановить это бесполезное колесо.

С раздражением он стал заворачивать винты, прижимая к шкиву свои новые каменные колодки, уже не просто камни, а каменные скобы, с двух сторон плотно облегавшие шкив. Из-под обода посыпались искры, Анисимов подставил руку. Искры жгли. Это было тепло. Тепло, принесенное холодным ветром! Черт возьми! Ведь это же тепло, которое во что бы то ни стало надо использовать…

Сходов шел по снегу, вокруг бушевала пурга. Сразу же после выхода из дому, метрах в трехстах от станции, ему удалось найти несколько сброшенных мешков. Он поставил возле них вехи. Но он допустил ошибку, решив сейчас же найти и остальные. Пурга все усиливалась. Снег крутился, плясал в воздухе, валил с ног. Он обрушивался на Сходова сбоку, сверху забивая глаза, которые и так ничего не видели, перехватывал дыхание, сухой и не тающий, забивался под капюшон.

Сходов рассчитывал найти дом по грохоту вертушки, однако, решив возвращаться, он с тревогой обнаружил, что не слышит ее шума. Неужели вой пурги заглушает вертушку?

Ориентироваться по направлению ветра невозможно: ветер отовсюду. Сходов никогда не был трусом. Теперь угроза быть занесенным снегом здесь, около дома, вместе с мешком угля, испугала Василия Васильевича. Он в изнеможении опустился на снег, не веря сам себе. Неужели такая нелепая гибель?

Во всяком случае идти бесполезно. «Я могу еще дальше отойти от дома», — уже более спокойно рассуждал Сходов, стараясь взять себя в руки.

Сходов знал, как поступают ненцы во время пурги. Он сел в снег, зарылся в мех и весь сжался в комок. Во что бы то ни стало нужно было перебороть холод и самое страшное… сон. Сон, липкий, сладкий, подкрадывался исподволь, мутил сознание. Сходов скрежетал зубами, кусал губы, отгонял сон прочь.

Чтобы не замерзнуть, Сходов напрягал мышцы. В юношестве он занимался «волевой гимнастикой» — усилием воли напрягал и расслаблял мышцы. И Сходов заставлял себя мысленно идти, бежать, взбираться на скалы. Ему становилось жарко, силы оставляли его, он изнемогал от усталости, но снова принимался за свой тяжелый и невидимый труд.

Сходов вспомнил об Анисимове. О чем бы он думал в таком тяжелом положении? Наверное, о своем ветродвигателе или о грандиозном арктическом ветрокольце, которое посылало бы энергию на южные заводы…

Сходов стал прикидывать, на сколько могло бы хватить сброшенного угля? Получалось, что недели на две.

А как же дальше? Полагаться на Анисимова? Так ведь у него с камнями ничего не получается! Стой! А зачем камни? Зачем тормозить камнями, которые быстро износятся, когда можно тормозить самой водой? Заставить мешалку перемешивать воду. Вода будет затруднять ее вращение, тормозить, и энергия, затраченная на преодоление этого сопротивления, перейдет в тепло. Вода нагреется!

Эх, только бы выбраться теперь! И уголь есть, и вертушка заработает.

Пурга выла, ревела. Отовсюду несся треск, похожий на выстрелы. В море подвижка льдов. Ураганный ветер гнал ледяные поля одно на другое. Если Анисимов и стрелял из ружья, Сходов бы не услышал выстрелов в общем хаосе звуков.

Но что это за грохот, назойливый, несмолкаемый грохот? Сходов прислушался. Вскочил.

Снег посыпался с него. Как он мог так долго ничего не понимать? Ведь это вертелась вертушка! Значит, пурга не заглушила ее! Она слышна!

Еле волоча ноги, Сходов побрел по направлению к тому месту, откуда слышался грохот. Он попытался тащить за собой мешок, но силы оставили его.

Теперь он знал, где стоит дом. Над домом снова завертелась вертушка.

Согнувшись в три погибели, Сходов брел вперед. Вдруг он отчетливо услышал выстрел. Значит, Анисимов все-таки стреляет! Вот и крыльцо…

Анисимов увидел почти ползущего к дому начальника, вернее мутную тень, на мгновение мелькнувшую в снежном вихре.

Механик втащил Сходова в дом, в коридор, потом прямо на кухню. Здесь в одной рубашке на спальном мешке, разбросавшись, лежал Женя.

— Раздевайтесь, Василь Васильевич! — торопил Анисимов. — Сейчас согреетесь.

Сходов тяжело опустился на скамью, удивленно глядя на плачущие, в потеках, стены.

— Тепло? — как бы не веря себе, выговорил он, потом спросил строго: — За углем ходили? Кто вам разрешил покидать станцию в пургу?

— Да никуда я не ходил! — с восторгом перебил его Анисимов. — Работает наша карусель… И тормоз работает! Наладил я его! Все дело в обхвате. Надо было, чтобы колодка на большой поверхности к шкиву прижималась. Вот смотрите…

Только теперь Сходов рассмотрел, что уходившая через потолок стальная труба крутилась. Анисимов сунул руку в котел центрального отопления и быстро выдернул ее.

— Кипяток, прямо кипяток! — радостно крикнул он.

— А мешки там… — проговорил Сходов. — Вехи я поставил.

— Это наш резерв, Василь Васильевич! Все-таки ветер не всегда будет!

— Верно, — согласился Сходов. — Он встал, подошел к больному, склонился над ним. — Ну, как, Женюшка? Хорошо в тепле?

— Ой, как хорошо, Василий Васильевич! — проговорил метеоролог и улыбнулся.

Сходов подошел к Анисимову, крепко обнял и неожиданно поцеловал.

— Самолетов больше вызывать не будем, — твердо сказал он. — Камни износятся. Вместо диска мешалку поставим. Понял?

Яростный ветер носился по острову, наметая сугробы. Он снова гнал одно на другое ледяные поля, рвал в небе черные тучи и с ревом набрасывался на одинокий дом.

И опять от дома к метеоплощадке шел человек. Ветер хватал его за полы полушубка, вставал перед ним снежной стеной. Но тот же ветер с дикой силой крутил на крыше дома диковинную вертушку, которая громыхала, как танк.

Человек с электрическим фонариком и тетрадкой в руках шел против ветра…

Когда я кончил рассказ, было уже поздно. Пора было расходиться спать.

По своему обыкновению я прошелся по кораблю. Мы стояли на рейде, подниматься на капитанский мостик было не за чем.

Острова в ночной темноте уже видно не было. Виднелся только огонек в одном из окошек далекого домика. Он походил на самую низкую звезду из всех, что зажглись сейчас в небе.

Старший помощник готовил подъем катера.

Я отменил подъем.

Старпом очень удивился. С выгрузкой было покончено. Зимовщики с острова уже перебрались на корабль. Я ничего не стал объяснять старпому.

— Подождите до утра, — сказал я ему и пошел спать. Она, Маша, конечно, ждала меня около моей каюты.

— Ну, как, Маша, — спросил я ее, — по ветру пойдешь или против ветра?

Так закончил Борис Ефимович свой рассказ.