Сёдзи Гато - Падая в бездну

Собрав последние силы, Курц оттолкнулся от переборки и кинулся на Нгуена. Вырвав из ноги нож, он ухватил его обеими руками, держа на уровне живота, и с отчаянным воплем налетел на врага — классический катарсис из старого фильма про якудза:

— Зарежу, сука-а-а-а!!!..

Атака был простой и незатейливой, но Нгуен уже не смог уклониться. Клинок вошел в живот с отвратительным хрустом, и предатель со стоном нажал на курок, Неприцельная пуля срикошетила от палубы. Новый выстрел — не точнее. Теперь отдача вывернула пистолет из руки, и он отлетел в сторону.

— …Все это херня, Нгуен, — прохрипел, задыхаясь, Курц. — По мне, все твои пять лимонов — как туалетная бумажка. Да нет — хуже, я бы даже жопу погнушался ими вытереть, а не то гемморой наживешь, и сортир засорится.

Нгуен не ответил — его глаза уже закатились, бессмысленно таращась в подволок. Он уже отплыл. Должно быть, неприятно отправляться в последний путь под туалетный юмор, но так уж устроена жизнь: что посеешь, то и пожнешь.

Курц выпустил мертвеца, и бывший Урц-10 рухнул на палубу.

— Фу-у-у-ух… — выдохнул победитель и бессильно осел рядом с трупом. Порезанные запястье и бедро жгло, точно огнем.

Из рассеивающегося тумана от огнетушителя проявилась медленно приближающаяся фигура — того самого спасителя Курца, так вовремя метнувшего скальпель.

Это оказалась Мао, одетая весьма скудно: в оливковый спортивный лифчик и трусики от бикини. Видимо, она так и выскочила из койки в медицинском отсеке. Гладкая кожа влажно отсвечивала в лучах подволочного плафона, длинные стройные ноги осторожно переступали по палубе, а высокая грудь соблазнительно колыхалась. Осиная талия подчеркивала сильные и мускулистые, но женственные бедра — Мао двигалась с грацией пантеры.

Не обращая внимания на отвисшую челюсть Курца, она недовольно проговорила:

— Ну, Курц, ты даешь. Дерешься, как в детском саду. Кто же так неуклюже напрыгивает и отлетает? Смотреть противно.

Она повела затуманенными глазами, словно была немного не в себе.

— Кто это там?.. А-а, Нгуен. Что за ерунда? Зачем он… на тебя?.. Не понимаю… — глядя на лежащее у ног мертвое тело, пробормотала она.

— …Откуда ты, радость моя? — переборов, наконец, удивление, спросил Курц.

— Я?.. А, наверное, из медотсека. Когда я проснулась, начала выть эта сирена… учения, эвакуация… но в таком виде мне идти не хотелось… и я спряталась. Да, точно, спряталась. А потом началась стрельба…

— Эй-эй… — начал Курц, глядя, как Мао пошатнулась.

— …Наверное, Пегги вколола мне какую-то дрянь… не понимаю, что происходит… Что там с «Веномом»? И где Соске?.. Ох, опять голова… кружится…

Она вздохнула, припала к переборке и плавно соскользнула по ней вниз. Кажется, на новые подвиги Мао уже была неспособна — силы кончились. Но все равно, так точно метать скальпели в полубредовом состоянии…

— Страшная женщина, — потрясенно пробормотал Курц.

В этот момент снаружи снова пришел металлический звук. Посылки активного сонара сыпались одна за другой, резонируя и отражаясь; интервалы между ними становились все короче. Это был уже не сонар подлодки, а работа головки самонаведения торпеды, захватившей цель и стремительно приближающейся.

Как бы Курц ни спешил, добраться отсюда до командного поста он бы уже не успел — торпеда настигнет и потопит ТДД еще раньше. Он проиграл, позволив Нгуену задержать себя.

Но какое бы отчаяние ни испытывал Курц, он все равно не мог отвести глаз от изящных изгибов тела Мао, распростертого на расстоянии вытянутой руки. Его губы благоговейно прошептали:

— …Черт возьми, такой момент — и даже камеры нет под рукой!

Торпеда приближалась.

Пинг… пинг… пинг-пинг-пинг — посылки хорошо прослушивались на корпус, все сокращая интервалы и выстукивая ритм страха и надвигающейся гибели. Все сердца на борту пикирующей в океанскую бездну «Туатха де Данаан» судорожно сжались, пропуская удары в такт похоронной мелодии. Моряки знали, что с последними моделями Мк-48 ADCAP не стоило шутить шуток — от таких торпед не могла спасти даже максимальная глубина, доступная их подлодке.

Глубина, тем временем, уже приближалась к пятистам метрам. Давление забортной воды здесь составляло пятьдесят атмосфер, и титановый прочный корпус начал жутко потрескивать и скрипеть, приближаясь к своему пределу. Невероятная тяжесть морской воды обжала корпус подводной лодки так, что он укоротился на несколько метров, а внутренние переборки начали выгибаться. Тут и там не выдерживали сальники забортной арматуры и внутренних трубопроводов, брызгая мгновенно распыляющимися струйками воды, пара или сжатого воздуха, а среди перекрученных кабелей проскакивали искры.

Дана механическим, безразличным голосом перечисляла повреждения:

— Внимание, внимание. Аварийная ситуация: пожар в коридоре В, палуба номер три. Разрыв в секции 16 магистрального трубопровода системы С. Внимание, подозрительные звуки в районе поперечной герметичной переборки Н 7 на палубе номер один. Внимание…

В главном командном посту стояла страшная какофония, где смешались трели тревожных ревунов, скрежет прогибающихся переборок, эхо акустических посылок снаружи. Гаурон же, откинувшись в командирском кресле, безумно хохотал:

— Да-а, вот оно! Вот оно, веселье!..

В каркающем голосе слышалось, безумное, отчаянное самоотречение, заставляющее вспомнить хохот капитана-голландца, ведущего по штормовому морю корабль мертвецов. Не стоило и пытаться описать его нормальными словами, но ясно было одно — этот человек наслаждался моментом от всей души, смакуя его, переживая с невероятной остротой.

Безумие. Капитан-лейтенант Годарт чувствовал, как ледяные когти страха продирают по позвоночнику. Неужели ему суждено погибнуть, сидя в своем привычном кресле, но беспомощным, со скованными руками, не в силах высвободить и направить неукротимую мощь, заключенную в механическом сердце «Туатха де Даанан»?

Десантно-штурмовая подводная лодка была разработана для проведения быстрых хирургических атак в прибрежных районах и никогда не предназначалась для глубоководных погружений. Максимальная рабочая глубина для нее составляла тысячу двести футов, то есть четыреста метров, а расчетная глубина — тысячу шестьсот, то есть не более пятисот тридцати метров. Расчетная глубина в устах кораблестроителей означала то давление, которого прочный корпус вынести уже не мог. Погрузившись так глубоко, лодка должна была неминуемо разрушиться и погибнуть. И вот теперь она двигалась всего в тридцати метрах над смертельным уровнем, а на ее хвосте висела скоростная торпеда.

Хотя подводная лодка и экипаж были, по всей видимости, обречены, ее командир, капитан первого ранга Тереза Тестаросса, скорчившись на палубе у ног Гаурона, продолжала хранить молчание. Ее лицо было опущено, глаза закрыты, а губы двигались, как будто девушка что-то шептала в горячечном бреду. Она не отреагировала ни на предупреждения искусственного интеллекта, ни на выкрики Гаурона. Наверное, неминуемо надвигающаяся гибель заставила ее замкнуться в себе, уйти в раковину своего подсознания, спасаясь от жестокой реальности. Увы, какой бы способной она ни казалась, Тесса оставалась всего лишь шестнадцатилетней девочкой. Годарт почувствовал жалость и легкое разочарование — ведь он так привык рассчитывать на своего командира.