Всеволод Блотнер - Меч в снегу

Бригадир, засунул бланк в задний карман комбинезона и машина, сдав назад, скрылась за воротами. Посреди аллеи остался огромный торт, на боку которого размахнулась витиеватая надпись: «С уважением и признательностью от коллектива».

Ира остолбенела.

— Это же папин! Я его сама заказывала.

Соня и Влад переглянулись. Влад сделал шаг в сторону Иры, но та, обернувшись, отступила назад, готовясь броситься наутек. И тут, откуда-то со стороны торта послышалась музыка, из его верхушки вылетело облачко конфетти, и показалась полуобнаженная девушка. Она автоматически сделала несколько танцевальных движений, но обнаружив себя в столь странной обстановке уставилась на ребят. Несколько мгновений они в недоумении смотрели друг на друга.

Первой опомнилась Соня. Она подошла к Ире, сдернула с ее головы наушники и отобрала прибор. Вступать в перепалку не было смысла. Ира, покорившись обстоятельствам, подошла к торту и посмотрела на застеснявшуюся своей наготы девушку, которая нелепо торчала из торта.

— Ну, что, так и будешь там сидеть?

Девушка всхлипнула.

— А что мне делать?

— А ни чего не делать. Сейчас, приедет мой папа и разберется… с этим… может быть. А пока вылезай, торт есть будем.

Ира повернулась к ребятам.

— А вы чего стоите, идите отсюда, я с вами потом поговорю.

Соня и Влад переглянулись.

— А чего, пошли отсюда, тортом с нами видать не поделятся. — ехидно ухмыльнулась Соня.

Замечаю, что за мной следят какие-то подозрительные личности. Куда бы я ни пошла, они следуют за мной, как тени. Выхожу из комнаты на работе, стоят двое и показывают на то, что происходит сзади них. Там моего папу засовывают в автобус и увозят. Один говорит: «ты пойдешь с нами, мы взяли в заложники твоего отца!». я лихорадочно пытаюсь что-то придумать, прошу разрешения зайти в комнату — переодеться, они не соглашаются. Тогда я начинаю кричать и возмущаться, что мало того, что они мне угрожают, так еще не дают сделать, то, что мне необходимо. Они вынуждены согласиться. Я захожу в комнату. Там сидят все, с кем я работаю. Я начинаю плакать и тихо, чтобы те снаружи не услышали, прошу мне помочь. Но все только качают головами: мы ничем, извини, помочь тебе не можем. Делать нечего — выхожу. Иду за похитителями. По пути к нам присоединяется Надя. Приходим на плантацию, нас сажают на корточки, и один из мужиков говорит, что мы теперь их рабыни, и будем здесь делать работу, которую он прикажет. Днем мы будем вести привычный образ жизни, а ночью приходить сюда и работать. Рассказывать об этом, естественно, никому нельзя.

Начинаем работать: чистить деревянные доски от грязи (хозяева — странного вероисповедания, это — молельные доски). Пока делаем дело, Надя тихо говорит, что самый главный в этой толпе — ее бывший любовник, сейчас он мстит ей за то, что она ушла от него. Говорит, что не знает, при чем здесь я. Я тоже не знаю. Спрашиваю: может ли кто-нибудь помочь нам? Ведь у Нади много знакомых, кто-нибудь что-нибудь может сделать? Но она качает головой. Следующая сцена: сидим втроем с Севой за столом в кафе под тентом, рассказываем обо всем, просим помочь. Озираемся по сторонам, не видят ли надсмотрщики. Сева слушает, потом качает головой: нет, он бессилен. Тут смотрим наверх: на тенте лежит один из надсмотрщиков. Отчетливо видна его тень. Приходится Севе убегать, а нам возвращаться на плантацию. Там новые доски и еще старые, на которых написано, что работа выполнена плохо, надо переделывать. И так далее.

Не смотря на высокие стрельчатые окна, зал ресторана утопал в полутьме. Все было подготовлено к празднику. По стенам всели гирлянды флажков, с потолка свисали картонные ангелы, а на растянутом поперек зала транспаранте красовалась надпись:

«С днем ангела!»

В центре зала был накрыт огромный стол, сервированный на одного человека. За столом в самоходном инвалидном кресле сидел сам виновник торжества, Аркадий Викторович Макута — мужчина средних лет с длинным орлиным носом и глубоко посаженными ярко-голубыми глазами которые словно светились на вытянутом до черна загорелом лице.

Его можно было бы назвать красивым, если б не лицевой парез, из-за которого правая сторона лица была как бы неживой, и казалось, что он всегда криво ухмыляется. Даже когда спит.

На нем был полосатый пиджак в черную и белую полосу с широкими вытянутыми к верху лацканами.

Под гулкими сводами готического зала висела абсолютная тишина. Оркестранты, сидевшие на балконе замерли в ожидании. Дирижер, нервный пожилой человек, теребил палочку, поглядывая через плечо на именинника. Вдоль окон как часовые застыли официанты.

Ожидание длилось уже около часа. Вдруг из-за портьеры выскользнул метрдотель, в строгом синем костюме. Вместо обычных полуботинок на ногах его были чешки. Он бесшумной рысью пересек зал и склонившись над ухом Макуты и что-то прошептал.

Тот, утомленно кивнул головой.

Метрдотель выпрямился, изящным движением извлек из нагрудного кармана платок и взмахнул им. Оркестр заиграл тему из телефильма «Семнадцать мгновений весны».

— Праздничный торт с сюрпризом! — надтреснутым от волнения голосом объявил метрдотель.

Огромные двери в противоположной стене зала распахнулись и двое официантов, вкатили стол, на котором стояло нечто, накрытое шелковым покрывалом.

Одновременно с этим из дверей выбежал карлик. Поправляя на ходу узел измятого галстука, он, неуклюже переваливаясь, подбежал виновнику торжества.

— Чего тебе? — раздраженно спросил Макута.

— Шеф, — глотая буквы, влажно зашептал карлик. — Беда!.. Наших повязали!

— Я знаю. После.

В этот момент в зале появился улыбающийся повар, который торжественным движением сдернул шелк. Оркестр взвизгнул неожиданной нотой и замолк. Под тканью вместо торта стояла бетонная скульптура пионера-барабанщика. Повисла томительная тишина. Все, остолбенев, уставились на статую. Она выглядела жалко и одиноко в окружающем ее великолепии.

— А это, что? — подумав, строго спросил Макута, ткнув пальцем в ржавые прутья арматуры, торчавшие у барабанщика вместо рук.

— Руки украдены, — утирая вмиг взмокшее лицо, тут же нашелся метрдотель. — Время-то какое… Вы же понимаете… Уличная преступность.

Удовлетворенный ответом, Макута кивнул. В этой жизни он привык ничему не удивляться и ко всем событиям относился исключительно с прагматической точки зрения. На какое-то время он задумался, приложив указательный палец к виску. Затем, обернувшись к Метрдотелю, негромко произнес:

— Руки приделать. Дочке подарю.

Учительница информатики Белла Александровна Суркова сидела за столом в аудитории положив голову на сложенные руки. Лекции закончились уже несколько часов назад, но она все еще не собиралась домой. В здании училища не осталось никого кроме пожилой уборщицы, которая гремела ведрами в коридоре, а Белла Александровна печально глядела в окно, безотчетно любуясь ярко-оранжевым закатом. Дело было даже не в том, что Беллу Александровну ждала стопка тетрадей, просто ей не к кому было пойти, ее просто никто не ждал. В детстве Белла много читала. И со временем в ее воображении четко сформировался образ того мужчины, который должен был составить ее счастье. Всю жизнь она мечтала найти этого человека. Она как Ассоль ждала когда, наконец, на горизонте появятся алые паруса и белый корабль принесет ей того единственного и неповторимого.