Георгий Осипов - Что там, за линией фронта?

Славному ветерану коллективизации, бесстрашной горянке посвятил эти строки молодой московский поэт Виталий Славутинский.

Гвада — Очамчира.

«Дорогая Елизавета Ивановна!

Мы глубоко разделяем Ваше материнское горе. Мы не забыли Валерия, бесстрашного, мужественного парня, замечательного товарища. Вы можете по праву гордиться своим сыном…

Мы, сверстники Валерия, всегда вместе с Вами и считаем Вас своей матерью. Комсомольцы и молодежь завода и города сделают все, чтобы память о Вашем сыне не пригасило время…»

Такое письмо получила Елизавета Ивановна Щекина, медицинская сестра санатория имени XXII съезда КПСС в Ялте, от Херсонского обкома ЛКСМУ.

…Строчки телеграфной ленты били зло, резко, как автоматная очередь. В глазах Елизаветы Ивановны замелькали оранжевые круги, и она почувствовала острый ожог, словно от пули, поразившей ее первым ранением в боях под Вязьмой.

«Немедленно выезжайте. В семье трагедия».

Телеграмма от отца Светы, жены Валеры, единственного сына Елизаветы Ивановны. В семье трагедия? Как поверить этому? Нелепость! Валера женился год назад, обожает Светлану, молодые ждут ребенка, живут в хорошей рабочей семье, ни в чем не знают нужды. Что же произошло?

Еще вчера Елизавета Ивановна получила из Херсона другую телеграмму, радужную, как первомайский салют.

«Мамуля, родная! Поздравляем Первомаем! В этот весенний день дарим тебе и свое тепло. Прими его с добрыми пожеланиями здоровья и счастья. Дети».

Откуда же пришла беда? Мысли, мрачные и тяжелые, словно зимний штормовой накат моря, давили грудь, застилали май… Дорога от Ялты до Симферополя — часа полтора. Оттуда самолетом до Херсона — и того меньше. «Скорее бы, скорее!» — щемило сердце матери.

Херсон встретил Елизавету Ивановну заходящими лучами майского солнца. Они играли на лицах горожан, переливались в кумаче улиц, сверкали в зеленеющей листве садов и парков. Ничего этого не видела Елизавета Ивановна. Она понуро сидела в автомашине, которая медленно пробиралась через праздничный город к улице ее сына.

…Валерий лежал в гробу, обвитом красно-черным крепом. У его изголовья рыдали Света и заводские девчонки. В суровом карауле стояли товарищи и друзья. Безмолвно, нескончаемым потоком шли те, с кем еще накануне он шагал в первомайской колонне прославленного завода. Они отдавали последние почести Валерию Ивановичу Щекину, молодому инженеру, мастеру цеха, комсомольскому активисту, человеку, принявшему на себя смертельный удар, предназначенный другому, незнакомому…

Утро первомайского дня не было омрачено ни одним облачком. Комсомольцы ордена Ленина Херсонского судостроительного завода пришли на праздник первыми: подготовили транспаранты, лозунги, цветы. Валерий и другие члены комсомольского комитета в последний раз инструктировали дружинников, расставляли по колонне запевал и баянистов. Судостроители вышли на демонстрацию, как всегда, дружно, с оркестром, с боевой задорной песней.

Демонстрация закончилась вскоре после полудня.

Валерий Щекин, свободный в этот день от патрулирования в дружине, возвращался домой с женой и ее подругами. Шли по любимой херсонцами Суворовской улице. На перекрестке их обогнали двое. Пьяные, отвратительные физиономии, непристойная брань. Пройдя мимо Валерия, они привязались к впереди идущим прохожим и затеяли драку. Внезапно один из них выхватил нож и бросился на оторопевших людей. Валерий ринулся вперед и цепко схватил его за запястье. Озверев, хулиган вырвался и бросился на жену Валерия. Тот резко отстранил его, пытаясь отнять нож. Хулиган вновь вырвался, уверенным и точным ударом вонзил нож в сердце комсомольца. Смерть наступила мгновенно.

Херсон — не миллионный город. Трагедия в первомайский день на Суворовской улице взбудоражила всех. На родном заводе Валерия и на других предприятиях города прошли гневные митинги и собрания с требованием сурово покарать бандита.

Его схватили позже — он трусливо прятался в амбарах и на чердаках.

Звали его Виктор Кичка, двадцати двух лет, бывший столяр стройучастка морского порта.

Его судили показательным процессом, приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор приведен в исполнение.

В своем кратком рассказе я не хотел бы останавливаться на причинах, которые подвели Кичку на край пропасти и столкнули в бездну. О них подробно говорилось на суде. Скажу лишь, что главные из причин — водка, атмосфера всепрощения в семье, на работе, на улице.

На своем нелегком жизненном пути мать Валерия Щекина повстречала немало смертей. Девчонкой хоронила она в деревне под Тюменью отца и мать, умерших от тифа. Сибирь еще не оправилась тогда от гражданской войны, люди умирали от ран, голода и болезней. В годы Великой Отечественной войны она, юная медсестра, вынесла с поля боя на своих хрупких плечах десятки раненых. Их выхаживали в госпиталях, они вновь становились в строй и умирали за Родину. Видела она на дорогах войны и другое — презренную смерть изменников и трусов; их косила и своя праведная пуля, и пуля тех, у кого они были в услужении: враг терпит предателей до тех пор, пока они ему нужны.

Но как трудно понять матери, что сын ее погиб не на ратном поле, не в годину тяжких испытаний народа, а в мирный майский полдень на центральной улице областного города. И только сознание того, что Валера сложил голову, спасая жизнь других, что он сражен предательским ударом злейшего врага мирного времени — пьяного хулигана с ножом и кастетом, позволяет Елизавете Ивановне сохранить самообладание и работоспособность, жить для тех, кому посвятила себя с юности.

Вне ухода за больными в санатории и общественной работы, она вся в воспоминаниях о сыне, в его письмах.

«Здравствуй, мамуля! Вот и выбрал момент черкнуть пару слов, — дел невпроворот. Ухожу на завод в семь утра, возвращаюсь в восемь вечера. План все крепче, приходится крутиться. Кто же вместо нас, молодых, будет строить материальную базу коммунизма?! А теперь о заветном: я подал заявление о вступлении в партию. На днях собрание, принимать будут строго. Если примут — экзамен на зрелость выдержан.

Пишу, родная, а глаза слипаются. Встать надо чуть свет. После работы буду читать лекцию слесарям-сборщикам, потом совещание у начальника цеха, — продлится часа два. Надо успеть еще на репетицию художественной самодеятельности, — праздник близок. С семи вечера до полуночи дежурство по народной дружине. Вот и выбирай свободное время! Света ревнует, говорит, ее на работу променял. Это шутка, она у меня умная, да и здоровьем мы не обделены. Выдержим! Обнимаю. Сын».