Георгий Осипов - Что там, за линией фронта?

Неожиданно о благородном поступке Симонова узнает Александр Фадеев. Одно за другим приходят в старую усадьбу письма из Москвы.

«Дорогой Александр Корнильевич!

Пишет Вам писатель Фадеев, Александр Александрович, и вот по какому поводу.

Одна любительница живописи из Ростова-на-Дону, Ефросинья Николаевна Янчевская, прислала мне вырезки из районной газеты «Гамарджобис дроша», из которых я узнал о Вашем добром намерении передать весь Ваш фонд картин городу и создать на базе этого фонда картинную галерею.

По словам Янчевской, это Ваше предложение не реализуется, несмотря на поддержку общественности.

Мне кажется, дело могло бы сдвинуться с места, если бы органы Министерства культуры дали общественно-художественную оценку картинам и помогли бы осуществить Ваши намерения.

С этой целью я направил весь материал, присланный мне Янчевской, Министру культуры СССР с просьбой, чтобы он поручил позаботиться в этом вопросе компетентным людям.

Желаю Вам доброго здоровья, успешной работы и крепко жму руку.

25.IV.55 г.».

И второе письмо, датированное 27 июля 1955 года.

«Дорогой товарищ Симонов!

Простите, что я запамятовал Ваше имя и отчество и не мог восстановить их в памяти, так как письмо Ефросинии Николаевны, по которому я познакомился с Вами, было направлено мною вместе с другими материалами Министру культуры СССР.

Я чувствую себя виновным в том, что не смог лично проследить, какие меры были приняты Министром культуры по поводу моего письма: в начале мая я заболел обострением полиневрита, пролежал в постели почти полтора месяца и, едва поправившись, уехал в Хельсинки на Всемирную ассамблей мира.

В настоящее время я проверяю, какие меры были приняты Министром культуры по моему письму, и надеюсь через некоторое время сообщить Вам о результатах. С сердечным приветом

Трудно передать радость старого художника. Он написал Фадееву ответное взволнованное письмо, указывая, что хлопоты любимого народом писателя, депутата и видного общественного деятеля несомненно помогут осуществить его заветное желание — создать картинную галерею.

…Возвратившись в Москву, я стал просматривать старые каталоги художественных выставок начиная с 1923 года. И почти в каждом из них упоминаются работы Александра Корнильевича Симонова. Наибольший расцвет его творчество приобрело в тридцатые годы, когда в родном Харькове и других городах устраивались персональные выставки художника, отличавшиеся многообразием тем и реалистическим стилем. В те годы художественная общественность страны особо отмечала замечательные полотна индустриального пейзажа, посвященные Днепрогэсу, а также картины «Утро в Донбассе», «Плоты», «У пруда», панно для харьковского Дворца пионеров.

В архиве «Известий» я обнаружил сообщение об организации в Москве в декабре 1923 года нового общества художников — «Жар-Цвет», объединяющего также мастеров кисти на Украине и в Крыму, которым «одинаково тесен и душен как формализм, так и натурализм».

На выставке «Жар-Цвет» А. К. Симонов принял участие пятью пейзажами, о которых рецензент «Известий» писал:

«Пожалуй, один только Симонов (Харьков) дает крепкие и стройно-организационные полотна, где равнинная и мягкая Украина замыкается в почти торжественные формы».

Прошло несколько лет. И мне довелось вновь быть в Гагре, и я побрел к старой усадьбе. Стояла глубокая осень. Ветер с моря гудел в листве сада, по крыше барабанили тяжелые дождевые капли. В середине сада на невысоком постаменте стоит бронзовый бюст человека с высоким лбом и откинутой назад шевелюрой. Этот памятник бессмертия поставлен профессору А. К. Симонову его благодарными учениками — скульпторами и художниками Грузии.

Харьков — Тбилиси — Гагра.

Донесение с южной границы было кратким:

«17 мая в девятнадцать тридцать на участке «К» задержан вооруженный нарушитель, оказавший сопротивление. Личность нарушителя выясняется»…

Механик пограничного совхоза Степан Миронов, недавний старшина-танкист, возвращался домой из республиканского центра. Стоял яркий весенний день. Поезд шел вдоль границы. В окнах мелькали нарядные кирпичные домики, изумрудные поля, виноградные плантации, а на пригорках вдоль насыпи алым пламенем цвели маки.

На повороте локомотив дал резкий гудок, и взору Миронова открылась знакомая река, взбухшая, помутневшая от дождей. Пассажиры с любопытством прильнули к окнам. Там, на правом берегу, — чужая земля.

Каким контрастом выглядели два берега! На той стороне отчетливо были видны глинобитные убогие хижины, голая, какая-то выжженная земля, а кругом ни деревца, ни кустика…

В вагоне началась оживленная беседа. Близость границы дала повод для возобновления умолкших было разговоров. Одни заговорили о международных событиях, другие предались воспоминаниям юности и детства, когда в этих местах проходила гражданская война, жестокие бои с наемными бандами, в изобилии снабжаемыми из-за рубежа и оружием, и деньгами.

Степан продолжал смотреть в распахнутое окно, с удовольствием вдыхая весенний воздух. Ему, жителю Подмосковья, оставшемуся здесь после демобилизации, полюбился этот солнечный край фруктовых садов и белоснежного хлопка, полюбились товарищи с пограничной заставы — сильные, мужественные люди, охраняющие родную землю. «Если бы и Вера согласилась переехать сюда, — подумал он, — тогда, пожалуй, остался бы здесь навсегда».

И Степан вдруг увидел продолговатые, словно миндалины, глаза Веры, лаборантки учительского института. Она долго стояла на перроне, махая вслед отходящему поезду цветастой косынкой. Не скоро Степан снова будет в городе. Дождется ли его Вера?

— О чем это загрустил сосед? — И Степан услышал за спиной знакомый голос одного из пассажиров. — Никак, любимую вспомнил? Ох, женщины! Когда же вы дадите покой нашему брату?! — С этими словами он дружелюбно похлопал Миронова по плечу.

Степан покраснел. Он почувствовал какую-то неловкость от того, что посторонний человек разгадал его сокровенные мысли.

Это был спутник по купе инженер-мелиоратор Николай Филиппович. В первые часы пути он больше молчал, сосредоточенно думая о чем-то своем. Две соседки, уже немолодые женщины, своим искусным разговором растопили лед молчания. Молодой человек разговорился, с печалью в голосе рассказал, что у него произошла некая драматическая история. Подруга, которую он любил, изменила ему и внезапно вышла замуж за другого. Он был так огорчен, что заболел, не смог уехать со своей группой и сейчас догоняет экспедицию, находящуюся где-то в этих местах.