Александр Лаврик - В долине белых черемух

- Я презираю Орлецкого! -резко ответила Наташа.

- А Савельева лучше разве?

- Зоя?.. Зоя слишком любит себя. За это я просто ее не люблю.

- Вот какой я чудной старик: все наоборот думал,- сказал со скрытой иронией Кыллахов.- Старик думал: Вадим мало-мало лучше Савельевой. Зоя - как редиска, только сверху красная. Роскошь любит, работу - так себе. Раньше срока душа у нее, как старая редиска, сморщится.

- Выходит, Орлецкий лучше Зои?

- Вадим много учился,- начал, к удивлению Наташи, перечислять достоинства беглеца проводник.- Простую школу кончил, по музыке тоже. После инженером стал, всякую технику понимает. Молодой, а столько успел!

Наташа растерялась. Ей показалось, что старик бросает камешки в ее огород. Хотя, конечно, откуда он мог знать?..

Наташа Прутько в университете значилась в середнячках. От лекций ее чаще всего отвлекали заботы о других.

То Симе Ветровой нужно найти туфли, недорогие и модные. Кто же пойдет с Симой по магазинам? Наташа -добрая душа. Витя Кобычев ходит как в воду опущенный: Алка отвергла безумно влюбленного «четырехглазика» (Витя носит выпуклые очки, а без них сильно щурит глаза). Кто же докажет бездушной Алке, что парень в очках - это лучшее, о чем может девушка мечтать? Только Наташа Прутько! И полвечера опять ухлопала. Бывают посложнее вещи, когда приходится утешать человека в настоящем горе. Все умеет лечить добрая душа - Наталья Прутько. А в это время катастрофически надвигаются экзамены. Вот уже завтра первый. Ну хотя бы еще полсуток! Нет. Железный срок. Ба-бах!- как снежный ком. В зачетке появилась новенькая тройка. Кается Наташа. Но со следующим экзаменом то же: опять не хватает предательских полсуток. Товарищи оправдывают: человек серых способностей. Но Наташа-то знает: разболтанность, неорганизованность, несосредоточенность, матушка-лень! Привычка возиться с подружками помешала ей учиться и музыке. Зря Чугуновы поставили в ее комнатке пианино. Ремешка не нашлось - жалели.

Кыллахов прервал ее мысли, продолжив свою:

- Я так думаю: Орлецкий хорошим человеком будет, только ему одно надо…

- Это что же?- недоверчиво спросила Наташа.

- Жену хорошую, как Наталья.

Звонко и долго хохотала Наташа. Ну и насмешил же старик. Да она его ненавидит такого… такого… Даже думать противно. Ошибся старик в Орлецком. А вот о Зое, пожалуй, сказал правду.

- Ты рада, что они удрали?- снова в упор спросил проводник.

- Плохую траву с поля вон. Так ведь?

Зоркие глаза Кыллахова чуть прищурились, он покачал отрицательно головой:

- Выходит, Наталья, отсталых надо за границу выселять, а себе только сознательных оставлять? Легко будет жить!

- Я поняла,- попробовала уклониться от разговора на эту тему Наташа, но проводник не успокоился:

- Не гордись, Наталья, если горячих слов наговоришь. Гордись, если отсталого человека хорошим сделаешь.

Самые обыденные слова, которые в другом месте, по-жалуй, не слишком подействовали бы на Наташу, здесь, среди дремотных гор, произнесенные старым таежником, звучали как-то особенно значительно и западали в сердце. Навсегда запомнится Наташе Прутько эта поездка через перевалы на подступах к главной вершине Туркулана, этот мудрый старик, с которым совсем не боязно совершать рискованное путешествие.

Но чуть не каждую минуту среди этих разговоров девушка ловила себя на мысли: «Чем сейчас занят Сергей? Не кинулся ли он догонять Зою?» Она пробовала себя пристыдить: «А какое тебе дело до их любви, Наташенька?» Но бесполезно хитрить перед собой. Она была бы счастлива, будь Сергей здесь. Она мечтала найти богатый золотом ключ только вместе с ним. И не для какой-то корысти, а чтобы он потом всю жизнь, вспоминая таежный поход, не смог забыть ее, Наташу. Пусть он будет принадлежать Зое Савельевой или другой, она с этим мирится, но пусть только помнит ее. Как она сейчас каялась, что с Сергеем никто не остался. Ругала за это себя, Кирьку и даже Кыллахова. О Шатрове она не думала. Вернее, думала, но совсем не хотела, чтобы он оказался рядом, равнодушный к переживаниям Сергея и вообще не понимающий ничьих душевных терзаний…

Солнце снижалось к гребням дальних гор. Глубокие долины горных речушек, сбегающих с круч Туркулана, заполнялись густеющей синевой. Наташа снова вспомнила свой «девичий монастырь» - комнату в университетском общежитии. Вот бы сюда всей компанией - две Светки, две Наташки и две Алки - полюбоваться закатом в глубокой долине среди гор. «В чем же теперь Наташка Былкова ходит,- взволновалась Наташа,-ведь ее красненькие туфельки еще весной пить просили…» Припомнился выговор декана за лекцию, которую пропустила, когда бегала за билетами на концерт…

Далеко до подруг, а все думается о них, будто они рядом.

Оставшись один, Сергей пошел к ручью. Прозрачный беспокойный ручей пел и пел свою бесконечную песню. Сергей сидел на травянистом берегу, облокотившись на камни и загородив ладонями лицо. Говор ручья несколько успокаивал его и даже делал -безразличным ко всему случившемуся. Маленькая луговинка, где он сидел, пестрела разнотравьем. Зацветал розовыми точечками высокий и пушистый мятлик, в обнимку росли фиолетовый мышиный горошек и бледно-желтая луговая чина. Порхала над травами вся просвеченная солнцем, словно из синего стекла, стрекоза. Коричневая улитка с двумя рожками-антеннками присосалась к листу тимофеевки и сидела недвижимо. Цвела белая луговая кашка, издавая медовый запах, знакомый Сергею с детства по пасеке у деда в саду. На кашке лениво ползал черный, с оранжевыми опоясками шмель. Сергей сбил его щелчком и тут же понял, что это бессмысленно и глупо. Вот так же с ним поступила Зоя… В десяти строчках письма перечеркнула все, назвала его обманщиком, для которого ее жизнь дешевле какого-то похода. Написала, чтобы он забыл ее имя. Еще с плота кричала: «Я тебя жду!»,- а через двое суток написала такое. Сергей готов был помчаться за ней, успокоить, убедить, что все не так. Если он в чем виноват, он загладит свою вину. Но забыть ее имя - никогда!

Он порывисто встал и, топча сапожищами траву и цветы, размашисто зашагал по берегу. Два часа назад ему больше всего хотелось остаться наедине. Пусть никто не видит его беды, его горя! Но теперь он пожалел, что все разошлись. Хотя бы Кирька был. Впрочем, и Наташу он хотел бы видеть. Расспросить, как это у них, девчат, легко получается: была любовь, горела как солнце, но подул даже не ураган, а легонький ветерок - и все погасло…

Сергей перешел ручей и выскочил на косогор, надеясь, что всадники еще не успели отъехать далеко, и он успеет догнать их.

- Эгей!- закричал он в рупор из ладоней, но даже эхо не откликнулось. Сергей взял рюкзак, кайло и один на громоздком дощанике переплыл через Ярхадану. Долго, напрягая мускулы, вырубал он из скалы породу, нагружал рюкзак так, что лямки трещали, и таскал, таскал в лодку. Но ни утоления горечи, ни усталости он не почувствовал: так велика и незаслуженна была обида.