Андрей Иркутов - А.А.А.Е. [Роман приключений. Том II]

Через два часа после липового осмотра двух таможенных чиновников, установленная лебедка начала разгрузку.

Работа на «Джон Мидлтон» продолжалась и вечером и ночью. Капитан хотел к утру закончить разгрузку и уйти к Индии. Он очень скептически относился к японским берегам.

— Эта желтая трясогузка себе будет стоить дороже, — говорил он штурманам, наблюдая за работой. — Как, вам по сердцу, парни, лапчатые дяди Сэмы? Вон те, что на рейде? Бьюсь на какое угодно пари, что они сделают здесь хорошее дело!

Когда ночь окончательно основалась в заливе Иеддо и сыроватым воздухом испарины окутала развалины города, Дикки и Сакаи приступили к действию.

Американцы на рейде или, как их метко заклеймил капитан «Джона Мидлтона», лапчатые дяди Сэмы от нечего делать и от избытка гордости пели песни. В воздухе звенели банджо, искрились на мачтах иллюминационные огни и красиво взлетали вверх разноцветные, махровые ракеты.

Они никуда не спешили, а для молодой матросни прогулка к берегам Японии была очередным фасонным маневром. Сейчас на палубах судов перемешивались с песнями, игрой на банджо, фейерверками лихие удары крепкого боксинга коренастых, дубленых здоровьем парней.

В смехе и шутках юго-востока, севера и запада, в воспоминаниях о девчонках, о белокурых Китти и чернооких Долорес, проскальзывали насмешки над косоглазыми джэпами. А в капитанских каютах, под пьяную лавочку, бритые янки обрадовались обилию и законности горючего и пропускали сквозь зубы:

— Ох, ослы, за один груженый трюм сделать такой бизнес! Наверное, после тряски джэпы растеряли мозги и отрастили уши. За два трюма маиса и молока!..

И они снова пили и снова грохотали.

Капитан «Джона Мидлтона» торопил грузчиков. Он хотел закончить скорее свое дело. Ему что-то было не по себе. Какие-то черти натерли чесноком сердце и кожу под веками глаз. Несчастный и забитый вид джэпов действует на нервы и превращает волю в тряпичное заведение.

— Итак, Сакаи, я тебе скажу одну истину, не занесенную на золотые скрижали: ни одна полиция не может прыгнуть выше своей головы, понимаешь!

— Не совсем! — сознался Джико.

— Вот наш путь на «Ленин», — Дикки рукой показал на лебедку, которая плавно переносила свой ковш с борта судна на прибрежную полосу, задевая зону, свободную от полицейской охраны.

Дикки предложил Сакаи снять кимоно и очки и сделал то же самое. Они прокрались к лебедке. Лебедка только что сбросила груз, быстро подхваченный грузчиками и уложенный в ровные ряды и, плавно раскачиваясь, потянулась обратно.

Дикки подпрыгнул с одной стороны, Сакаи с другой, и они прижались вдвоем с двух концов громадного ковша и слились с ним. Внизу промелькнули головы жандармов и Джико повторил про себя сказанную Редом фразу о прыжке и полиции.

Лебедка, дойдя до максимальной высоты, мягко пошла книзу, и Дикки заметил промелькнувшие трубы и верхнюю палубу парохода. Они погрузились в полумрак багажного спуска, а секундой спустя в нос ударили запахи складочного помещения и ковш лебедки стукнулся о что-то твердое. Дикки и Сакаи оттолкнулись от ковша и исчезли в темном трюме.

Капитан «Джона Мидлтона», к своему удовольствию, закончил разгрузку еще до рассвета и, проверив чек на английский национальный банк, попрощался с представителем японской фирмы. На палубе и в машинном отделении забегали матросы. Через полчаса «Джон Мидлтон» отдал концы и легким ходом разгруженного судна пошел в открытый океан.

В трюме к двум окошечкам прильнули четыре глаза. Слабый свет сигнальных фонарей орошал волны залива Иеддо. Вдруг четыре глаза широко раскрылись, и два голоса удивленно вскрикнули и сейчас же замолчали.

Дикки и Сакаи, на борту судна, мимо которого проходили, прочли пять букв…

Утром в открытом океане вахтенный услышал сильный стук в выходном из трюма люке. Мало сказать сильный, бешеный стук! Вахтенный подбежал к люку и открыл его. На него набросился Дикки.

— Какого черта вы не открываете дверь и заставляете двух джентльменов водить компанию с крысами?!!

Вахтенный отвел джентльменов к капитану.

— Кэптен, — сказал Дикки, — я и мой друг репортеры «Нью-Йорк Геральд». Проклятая тряска застала нас в иокогамской крысоловке и оставила без штанов и документов. Вы понимаете, весь знакомый двуногий люд зарылся в кирпичах на берегу, потерял головы и дар слова. Косоглазые джэпы абсолютно не хотели верить и пропустить на судно честным образом…

— Хорошо, джентльмены, — ответил капитан, — я вам верю, но вы можете продолжать путь или как рабочие, или, если у вас есть фунты…

— На нас чужие штаны, — вставил Дикки, — но работы мы не боимся… Куда идет судно, сэр? — сразу взял он тон подчиненного.

Капитану понравился веселый и дисциплинированный парень:

— В Индию.

— Есть, сэр. В Индию, так в Индию! — сказал Дикки и похлопал Сакаи по плечу.

— Ну, старая обезьяна, расскажи, как все это произошло?

— Великий господин мои Аллах еще никогда не был так жесток к своему рабу, как в этот день. Началось с того, что новая жена твоя, о Налинакша, отказалась одеть принесенные мной одежды.

— Отказалась? Ты, вероятно, пожалел мое добро, собака?..

— Я взял все лучшее, что нашел, о, господин! Шелка, которые я принес ей, были тоньше воздуха и ярче бабочек, порхающих в твоем саду. Шальвары струились, как волны голубой реки, кисея для чадры была легка, как дыхание ветра. Что еще может желать женщина?

— Драгоценности ты ей предложил?

— Я отобрал нитку жемчуга крупного, как глаза моего господина, я взял тяжелые золотые браслеты для рук и ног. Мои старые глаза никогда не видели более дорогих и роскошных нарядов. За все время в гареме твоем ни одна женщина не имела такого богатого и пышного костюма.

— Ну?!

— Она даже не взглянула на все это, о, господин! Она отвергла милость твою и преданного раба твоего назвала… о, господин, не осмелятся уста мои повторить сказанные ею слова.

— Говори!

— Бесполой обезьяной назвала она, раба твоего, о, господин! Бесполой обезьяной!

— И ты, вероятно, ответил ей дерзостью?

— Я был безответен, как золотая рыбка в бассейне. Я вторично повторил свое предложение от лица господина моего.

— Ты говорил с ней от моего имени?

— Да, господин, и она…

— Что она?

— Да простит мне великий Налинакша, но она послала моего господина к шайтану.

— Ты врешь, негодяй! Еще ни одна женщина не смела оскорбить меня!

— Она сказала это, господин. И когда я осмелился напомнить ей, что воля господина выше всего и что ей следует вооружиться смирением и послушанием, она толкнула меня в бассейн, о, господин. Там была очень холодная вода и очень злые женщины.