Артур Дойль - Всемирный следопыт, 1929 № 05

Обратный путь мы проделали быстро; шли по течению и нигде не останавливались. Когда из лесу выглянули колокольня и белые стены, солнце уже успело добежать до каймы лесов. Мы высадились, почистились и собрались за столом у заведующего пить чай. На самоваре, на стенах, на лицах горели красные закатные блики.

— Будет дождь ночью, — сказал заведующий. — Вот вы посмотрите, как ласточки и галки беспокоятся.

И в самом деле, гнездившиеся в тихих пустых постройках ласточки, стрижи и галки, пища, крича, носились в вечернем воздухе.

После ужина мы с Николаем Андроновичем снова отправились на реку. Дело в том, что бобры — звери ночные, днем их удается увидать очень редко. В лунную же ночь, если тихо ехать на лодке или сидеть на берегу, можно наблюдать, как они плавают, вылезают наберет и производят сбои работы.

Мы снова сели в лодку и поплыли к тому месту, где начинаются следы работы бобров. Впереди, на востоке взошла луна. Тихо, тихо. Только комары нападают целыми батальонами. Все птицы умолкли, кроме соловьев. Николай Андронович натренировался со своим корытом, и оно у него шло ровно и неслышно. На середине речки еще светло. Но у берегов, где нависли кусты, — мягкая темнота.

Вдруг — бум!.. Тяжелый удар по воде рассек тишину.

— Бобр прыгнул, — прошептал мне на ухо Николай Андронович. — Это он хвостом так об воду бьет — либо пугает, либо своих предупреждает об опасности.

Из прибрежной темноты к лодке докатились мелкие волны.

— Смотрите, смотрите, — снова зашептал Николай Андронович, — вон там плывет, — и показал мне рукой налево.

Пересекая лунную дорожку, спокойную воду бороздило темное тело. Я вгляделся и различил круглую голову, горб спины и что-то плоское, тянувшееся сзади.

Снова — бум! На том месте, где я только что видел плывущего зверя, расходятся круги и падают на воду искрящиеся в лунном свете брызги. Бобр нырнул.

К сожалению, дальше нам пробраться не удалось. Внезапно вершины деревьев зашумели. Наступавшие с запада тучи закрыли все небо и проглотили луну. Стало темно. Мы повернули домой. Николай Андронович хорошо знал дорогу, тем не менее мы не раз натыкались на берег. В конце концов, наехав на какой-то пень, мы вывернулись из лодки. Усманка не глубока, и мы выбрались на берег. Однако лодку достать не могли— она застряла где-то у противоположного берега. Мы двинулись пешком. Пошел дождь. Стало холодно. Наконец добрались до дому. Над нами все смеялись. А по крышам шагал ветер и стучал дождь…

Наутро мне нужно было уезжать. Погода исправилась. Ослепительное солнце, сверкающие листья и хор соловьев и малиновок провожали меня, пока я ехал на тряских дрожках от Толшей до станции Графской.

Бушмены представляют собой остаток древнейшего до-негритянского населения Африки. Очень вероятно предположение ученых, что они проделали в доисторические времена длинный путь с севера на юг через весь материк, теснимые все новыми и новыми ордами переселенцев, пока не нашли себе прибежища в степях южной оконечности Африки и в пустыне Калахари.

В этой почти безводной, с очень скудными возможностями для жизни пустыне удержалась кучка бушменов около 5000 человек, окруженная с севера и востока племенами негров банту, с юга и запада — готтентотами.

Бушмены не похожи на окружающих их со всех сторон негров. Кожа их не черная и не шоколадная, а блекло желтая, роста они поразительно маленького (145–155 см), телосложение имеют хрупкое, лицо— с тонкими губами, а на голове черные волосы, которые так свиваются у мужчин и женщин в колечки, что образуют как бы перечные зерна, между которым просвечивает кожа.

Крайняя сухость воздуха, недостаток питания и всегда подвижная жизнь наложили на их внешний облик неизгладимый отпечаток.

Кожа их похожа на дубленый сафьян и на животе и сочленениях образует крупные складки; они так худощавы, что мускулы часто выступают из-под кожи так же рельефно, как на египетских мумиях. Лишь женщины накапливают запас жира в ягодицах, которые достигают у них необыкновенно сильного развития, что является требованием бушменской красоты (стэатопигия).

Язык бушменов замечателен своими семью щелкающими звуками и почти недоступен для произношения европейца. Эти щелкающие звуки, входящие в состав слов, можно сравнить разве со звуками, которые мы производим для понукания лошади или когда щелкаем языком в знак сожаления.

Бушмены — первобытные бродячие охотники и собиратели. Они не знают ни скотоводства, ни земледелия. Они бродят по стране небольшими группами, часто семьями, собирая то, что дает природа, не делая запасов, не заботясь о будущем. Для питания им служат всевозможные клубни и корневища растений (женщины выкапывают их из земли, подобно австралийкам, острой палкой с надетым на нее каменным грузилом), тыквы и дикие арбузы, которые, несмотря на их горький вкус, часто служат единственным средством утоления жажды в пустыне.

Одежда женщин крайне примитивна. Она состоит из двух кожаных передников, из которых один надевается спереди, другой сзади. Иногда они накидывают на себя плащ, сшитый из нескольких кож, который помогает им укрывать и носить детей. Ночью он служит одеялом. На шею надевают ожерелье из пластинок, приготовленных из скорлупы страусовых яиц. Кожа натирается жиром, но обычно скрыта от непосредственного наблюдения коркой, образующейся оттого, что бушмены зарываются по ночам в горячую золу или в песок у костра. Отправляясь на поиски пищи, женщины надевают мешок из шкуры антилопы и сетку из волокон мимозы, в которой помещается скорлупа страусового яйца с запасом воды. Отверстие яйца затыкается травой.

Страусовые яйца вообще заменяют бушменам глиняную посуду. Кроме этой «посуды», добываемой охотой, они употребляют еще деревянные чашки и ложки, которые еще недавно вырезали каменными ножами. Этими предметами почти и ограничивается женское хозяйство, что вполне понятно, так как все свое хозяйство бушмены, не имеющие домашних животных, должны переносить на себе.

Мужчины носят не два, а только один небольшой передничек впереди, волосы красят красной охрой, украшают их страусовыми перьями и заячьими хвостами. Отправляясь охотиться на антилоп, они употребляют еще беговые сандалии — для защиты ног от раскаленного песка и для того чтобы устраивать, подымая ими пыль, завесу из песка, что помогает охоте.