Руал Амундсен - Всемирный следопыт, 1928 № 08

Пуаро подал Симону длинную кокосовую веревку.

Доктор знал свое дело. Ему не требовалось дальнейших указаний. Одним концом веревки он связал ноги покойника, а другой продернул подмышки и затянул узлом на спине. Затем он принес две бамбуковых палки и просунул их под оставшуюся свободной веревку.

— Поднимай! — сказал он Леру, берясь за концы бамбуковых жердей.

Леру положил бамбуки на плечо. Труп качнулся и повис, словно бельевой узел. Пуаро, в сопровождении подошедшего негра, направился вперед, освещая дорогу фонарем. Временами становилось совершенно темно. Луна ныряла в набегавших тучках. Шум волн слышался громче и отчетливее.

— А заступы? — спросил вполголоса Леру.

— Не нужно, — коротко ответил Симон.

Они вышли из пальмовой рощи и очутились на краю обрыва. Метрах в пятнадцати под ними бушевали волны прибоя. Луна бледно озаряла морскую поверхность.

Пуаро и его черный спутник остановились.

— Здесь! — сказал надзиратель. — Смотри, сколько акул собралось! Чуют, проклятые, ужин…

Леру, напрягая зрение, смотрел на море. Теперь он ясно различал, как черные тени проносились по серебристой ряби вод. Он видел силуэты тупых конических голов морских чудовищ, поднимавшихся над волнами и скрывавшихся в морской пучине.

— Бросай! — скомандовал надзиратель.

Симон вытащил из-под веревки бамбук.

— А веревка? Снимай и веревку: новенькая, пригодится еще, — сказал Пуаро.

Веревку отвязали. Надзиратель подошел к лежавшему на краю обрыва трупу и, отстранив Симона, пихнул труп ногой.

Леру видел, как труп араба упал в воду, и в тот же момент стая чудовищ, прыгая над водой и поднимая столбы блестевших в лунном свете брызг, закопошилась под обрывом. Они бешено дрались, вырывая друг у друга добычу…

Леру стоял в оцепенении.

— Ну, идем домой, молодой человек! — ударив его по плечу, сказал Симон. — Ты видел теперь, как хоронят в Гвиане…

Прошла неделя. Леру несколько освоился с окружавшей его обстановкой. Он с каждым днем все больше и больше привязывался к Симону. Понемногу молодой француз начинал отдавать себе отчет, в какую страшную тюрьму он попал. Теперь он понимал, почему ссыльные всегда с нетерпением ожидают перевода с этого проклятого острова в Кайену, а затем на материк в Гвиану. Там существование хотя и тяжелее, но все же есть надежда на бегство. Здесь же, на Чортовом острове, он чувствовал себя отделенным от всего мира как бы гигантской непреодолимой стеной.

Горделивые кокосовые пальмы и роскошные мангровые деревья уже не вызывали его восторга. Бродя свободно по острову в сопровождении доктора, он с ужасом смотрел на бесконечную морскую даль и на зеленевшие силуэты островов Спасения и Кайены. С омерзением наблюдал он за резвившимися в море огромными акулами. Их отвратительные серые тела с острыми плавниками наводили на него ужас. Картина жутких похорон Мухтара не выходила у него из головы. На острове не было ни цветов, ни мягкой сочной травы. Редкий камыш да осока окаймляли остров. Кое-где между кокосовыми пальмами и мангровыми деревьями росли тропические папоротники. Даже птицы избегали этого проклятого места. Редко-редко проносилась стая чаек. Они не спускались на воду. Осторожные птицы знали, что их сторожат здесь ненасытные акулы. Только отвратительная уруба бродила по берегу. Эта птица напоминает ворону, но гораздо больше ее размерами. Человеческое выражение ее глаз и ястребиный клюв придают ей еще более отталкивающий вид.

Уруба не боится человека. Она ходит за ним по пятам, не сторонится при его приближении и чувствует себя здесь полным хозяином. Питается уруба отбросами и различной падалью, да во время отлива выклевывает из раковин моллюсков или пожирает яйца, которые черепахи кладут в песок на отмелях.

— Почему не бьют эту птицу? — спросил Леру товарища.

— А на что она? — отвечал тот. — Уруба питается мертвечиной. Есть ее мясо невозможно:, у него отвратительный запах. Перья жестки и некрасивы, пуха почти нет, а между тем от нее все же есть польза. Ты видел животное, похожее на зайца, которое я поймал вчера в капкан? Я тебе говорил, что это агути — бич наших островов, — сказал Симон.

— Вы мне не велели дотрагиваться до этого зверя, но вас позвал Дюран, и вы мне так и не досказали, в чем дело, — отвечал Леру.

Он не признался товарищу, что, несмотря на его предупреждение, загнал агути в грот, находившийся недалеко от их жилища. Испуганный зверек прижался к стене, выжидая удобного момента, чтобы юркнуть промеж ног своего преследователя, загородившего выход из грота. Когда же Леру занес над зверем бамбуковую палку, агути, как стрела, бросился к нему. Леру быстро сдвинул ноги. Зверек на мгновение застрял между его пятками и вдруг, сделав невероятное усилие, освободился из тисков и в один прыжок исчез в траве.

— Агути — препротивная тварь! — сказал Симон. — Его тело покрыто миллионами вшей, которых он разносит по траве. У нас здесь мало травы, но на других островах, где ее больше, она кишит этими ужасными паразитами. Вши агути проникают под кожу человека, особенно легко у щиколоток, причиняя ужасные страдания. Вот этих-то агути убивает и пожирает уруба. Ну, пойдем теперь к черепахам, — предложил Симон, направляясь к вымоине, спускавшейся к отмели.

— Что это такое?! — воскликнул Леру.

Он увидел на песке три огромных черепахи, перевернутых плоским желтым брюхом кверху. Они беспомощно шевелили изогнутыми ластами и, вытянув из-под панцыря сморщенную шею, похожую на шею старой женщины, водили из стороны в сторону плоскими головками.

— Зачем они на спине? — спросил Леру.

— Потому что мы их перевернули. Это — плоды нашей охоты, — отвечал Симон. — Раздобыть панцырь черепахи не так-то просто. Поэтому охотники, застав черепах на берегу, переворачивают их на спину. Очутившись в таком положении, черепахи не в состоянии самостоятельно перевернуться на брюхо. Так они и будут лежать на спине, пока не издохнут и тело их не сгниет под палящими лучами солнца.

— Сейчас мы освободим вас, друзья! — подходя к одной из черепах, сказал Симон.

При приближении людей черепахи сразу убрали под панцырь ласты и спрятали головы. Только у одной голова оставалась снаружи. Леру показалось, что глаза обессиленного животного устремлены на него. Он прочел в них столько грусти и мольбы, что ему стало нестерпимо жаль черепах.

— Берись за край панцыря! — скомандовал доктор.

— Вы хотите ее перевернуть? — воскликнул Леру.