Коллектив авторов - Журнал Борьба Миров № 1 1924<br />(Журнал приключений)

Полк сформировался недавно. Святцев всего месяц как выбрался из Бессарабии, где он служил переводчиком у какого-то румынского колонеля и уже заслужил такое доверие, такое доверие что…

Ну, одним словом вчера сам Гришин-Алмазов, диктатор Одессы, позвал к себе молодого капитана и сказал:

— Я имею самые лестные отзывы о вас, капитан.

— Рад слышать, ваше превосходительство, — вытянулся Святцев.

— Да самые лестные. Мм… Так вот. Я могу на вас положиться, я думаю.

— Рад служить, ваше превосходительство.

— Так, так, ну вот, да что это я, — генерал много кутил последнее время, и память стала изменять ему. — Ах вот! Надо поехать с бумагами к его превосходительству генералу Деникину и… Ну одним словом ответственное поручение, понимаете. Я позабочусь о том, чтобы вас оставили там и поручили ответственное командование. Да!?

— Премного обязан, ваше превосходительство.

— Да. Документы и все прочее получите у моего адъютанта. Помните. Кругом кишат их агенты. При встречах осторожно. Ну да я полагаю…

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство.

Удивительно четко поворачивается этот Святцев. И так ритмично идет. Генерал с удовольствием смотрит ему вслед.

— Одну минутку, капитан.

— Слушаю ваше превосходительство.

— Вы какое училище окончили.

— Павловское военное, ваше превосходительство.

— Можете идти.

ДВАДЦАТЬ один год. Это очень немного. Но когда в них шесть лет, целых шесть лет напряженной борьбы трудной и ответственной работы в подполье под вечной угрозой ареста, ссылки, смерти может быть, тогда двадцать один год это большая жизнь.

С детства в душных отравленных пылью свинца комнатах типографии, с детства под непосильной тяжестью работы. Работа с раннего утра до поздней ночи. С детства вокруг брань и побои, с детства зверская нужда железными пальцами рыданий сдавливающая горло. Проклятое детство.

И только одно светлое пятно на серых днях его прошлого один образ раз навсегда оставшийся в памяти врезавшийся в нее глубоко, глубоко. Незабываемый образ.

Наборщик Лядов. Высокий, худой, с ввалившейся грудью, то и дело разрываемой припадками кашля, с усталыми, глубоко запавшими глазами, и такими ласковыми пальцами покрытых свинцовой пылью рук.

Вспомнишь его и так вот и представляешь себе его руку на взъерошенных детских волосах и ласковый голос:

— Что, Петька, трудно?

Всегда плакать хотелось и смеяться вместе, когда он говорил так.

Каморку его вспоминаешь, в которую взял он мальчишку, когда отец с перепоя нырнул под какой-то барский автомобиль, и в которой впервые услышал Петька странные и красивые слова о свободе, о борьбе и о том чему теперь он отдал всего себя: партии.

Здесь и началось. Вначале когда в каморку Лядова собирались по вечерам какие- то люди, Петьку отсылали:

— Пойди-ка посиди на кухне немного. Потом отсылать перестали, потом дали какое-то пустяковое поручение, потом еще и еще, и наконец маленький Петька стал товарищем Петром членом РСДРП и самым ярым непримиримым большевиком.

Самое тяжелое, пожалуй, это годы военной службы. Досрочный призыв по случаю того, что немцы намяли русской армии шею в Карпатах, и вот товарищ Петр рядовой учебной команды, потом унтер-офицер на фронте. Хорошо что недолго, год только. Пришел семнадцатый и разметал старые полки для того, чтобы на их месте новые красные отряды строить волею рабочих и крестьян…

И вот сегодня он сидит в маленькой комнате на пятом этаже большого каменного дома, из окна которой видно море с белеющими тут и там парусами и внимательно выслушивает слова боевого приказа.

— Вы ведь знаете английский язык, товарищ.

— Да, я жил год в Америке.

— Ну так вот, мы достали вам прекрасные документы. Вы Джон Хьюг, лейтенант английской службы. До завтрашнего утра у вас есть время изучить их. Едете с секретным поручением в штаб Добрармии. Определенных заданий не даем. Основное: получить максимум сведений, принести максимум вреда, наладить связь с нашими частями. Сегодня вечером займите номер в самой лучшей гостинице. Пароход отходит завтра утром. Все в порядке. Есть виза, пропуск.

Несколько минут в комнате было тихо. Как-то не хотелось сразу разорвать напряженное молчание. Потом лейтенант английской службы Джон Хьюг поднялся и пожал руку человека сидевшего за столом.

— Прощайте товарищ.

— Прощайте… В коридоре осторожно… Не ударьтесь о шкаф.

ПАРОХОД переполнен пассажирами. Даже в столовой первого класса заняты все диваны. Двое генералов поместились в каюте капитана. Помощник залучил к себе двух шансонеток, едущих в штаб Добрармии развлекать героев.

Остальные по пять, по шесть жались в маленьких тесных каютах.

Капитан мечется из стороны в сторону, бранясь и крича изо всех сил своего простуженного вечными ветрами горла, стараясь втиснуть всех имеющих билеты.

А тут еще этот англичанин. Непременно один. Секретное поручение. И эта удручающая бумажка с иностранной печатью и подписями каких-то знатных сэров.

— Не могу, не могу, — надрывается капитан.

— Мой очень важная дел. Мой необходим. Мой ходит жаловаться консул.

— А чорт бы тебя побрал английская образина, что с тобой делать.

— Виноват. Имею честь говорить с капитаном парохода.

— А что…

И вдруг капитан умолкает и застывает с открытым ртом. Рядом с англичанином стоит… тьфу ты чорт. Или от шума и возни в глазах двоится: да ведь это тот же англичанин только в форме русского офицера. Капитан свирепо трет глаза огромными кулаками. Нет не помогает. Два одинаковых человека только в разных костюмах. И тот второй в военном тоже требует отдельной каюты и сует в нос бумаги с подписью самого Гришина-Алмазова.

— Да не могу, господа, не могу…

И вдруг соображает.

— Слушайте вы сэр и вы господин офицер. Оба вы по секретному делу. Я вам дам одну каюту на двоих. Идет?

Офицер и англичанин взглядывают друг на друга и удивленно ширят глаза.

— Извините, сэр… сэр…

— Джон Хьюг сэр.

— Сэр Джон Хьюг. Я поражен… я…

— Странна… очень… мой… тоже… как две куска воды.

— Да, да, как две капли воды. Вот именно.

Капитан облегченно улыбается.

— Ну вот. Сам бог велел вместе. Двойники. Первый раз в жизни такое сходство я вижу.

Офицер и англичанин согласны.

АНГЛИЧАНИН говорил мало. Святцев плохо владел английским и поэтому в каюте долгое время царило тоскливое молчание. Но скоро выяснилось, что если сэр Джон говорит плохо, то понимает русский язык прилично и Святцев, к числу достоинств которого не принадлежало уменье молчать, принялся хвастаться перед Хьюгом своей блестящей карьерой.

Его молчаливый собеседник слушал внимательно, попыхивая трубкой и только иногда в серых глазах вспыхивал огонек глубокого презрения, которого впрочем за дымом крепкого трубочного табака — Сapstan Nong'ut молодой офицер не мог заметить.