Н. Жураковский - Всемирный следопыт, 1927 № 07

Мой моноплан отличался особым качеством — быстро забирать высоту. Это впоследствии оказало мне большую службу в пути. Очутившись за пределами Нью-Йорка, я уменьшил на четверть скорость оборотов мотора, и таким темпом он работал у меня за все время полета. Только три раза я увеличивал его скорость, когда был вынужден быстро забирать высоту.

Я пролетел над Род-Айландом, юго-западной частью штата Массачусетса, над проливом Лонг-Айланд, пролетел через Массачусетский залив у Сунтдата, и оттуда пошел на север. Мне предстояло покрыть 200 миль водного пространства по пути к Нью-Фаундленду…

Погода на редкость благоприятствовала. Иногда проглядывало солнце. Здесь это большая редкость. По пути к Нью-Фаундленду, обыкновенно, царит непогода, и колебания магнитной стрелки чрезвычайно неравномерны. Но вот и Нью-Фаундленд остался позади. Я несся над океаном, прорезая туман, через который сквозили плывшие огромные айсберги. От этих пловучих ледяных скал несло таким холодом, что пришлось прибегнуть к имевшимся при мне грелкам.

Вскоре началась непогода. «Дух Сан-Луи» был окутан непроглядной тьмой. Сначала полил дождь, затем повалил вперемежку с ним снег. Разразился страшный шторм, уйти от которого, казалось, было невозможно. Я спускался почти к самой воде, быстро забирал высоту, бросался из одной стороны в другую — все напрасно. В одном месте меня обдало страшным градом.

«Ну, теперь конец!» — мелькнуло в моем мозгу…

Град — самое ужасное бедствие для авиатора. В несколько минут он покрывает крылья, хвост — все поверхности аэроплана, образуя на них тяжелые глыбы льда, и если авиатору не удастся через несколько же секунд уйти от этого ужаса, то аэроплан неизбежно грянете я вниз. К счастью, град застиг меня на значительной высоте. Способность моего моноплана к молниеносному подъему на этот раз спасла меня от гибели. В одно мгновение я был вынесен из градового потока и очутился над ним. Но и здесь, на высоте почти 3.000 метров свирепствовала буря.

«Назад» — мелькнула у меня мысль. «Нет» — твердил рассудок. Назад или вперед— при такой погоде не играет роли… И я продолжал свой путь вперед.

Между Нью-Фаундлендом и Ирландией— почти 3.500 км . Это расстояние необходимо было пролететь во что бы то ни стало, так как о вынужденном спуске не могло быть и речи, — спуск в океан означал верную гибель.

Счастливо избежав град, я невольно думал о трагической судьбе Нунгессера и Коли. Я пришел к убеждению, что причиной их гибели был именно град. Он, должно быть, застал погибших товарищей на незначительной высоте, и они не имели времени быстро подняться…

Летел я над водой со скоростью 175 км в час, подумывая об экономии горючего, чрезмерный расход которого при непогоде или встречном ветре мог повлечь вынужденный спуск в Ирландии. Полет на длинные расстояния зависит от искусного комбинирования скоростей — для быстроты и экономии в бензине. Летчику приходится отыскивать ту золотую середину, которая даст аппарату возможность пролететь наибольшее расстояние при расходе данного количества топлива.

«Только бы пролететь Ирландию, а от нее до Парижа — немного больше тысячи километров» — думал я… За мотор уже не беспокоился: он работал точно, как часы.

Среди ночного мрака я иногда замечал огни идущих в океане судов. Чувствовал я себя вполне бодро.

Сон совершенно меня не одолевал.

Я не испытывал голода и только сделал глотка два воды.

Начало светать. Буря оставалась позади. Подул попутный ветер. Если мотор не сдаст, то — я не сомневался в этом — Париж будет обеспечен!

Около часу пополудни ясно обрисовались очертания ирландских берегов. Трудно передать те ощущения, которые я испытывал в эти минуты, — их не перескажешь, их надо пережить самому, чтобы понять. Земля для моряка — это одно, а для авиатора, летящего через океан, — это совсем, совсем другое…

После нескольких минут охватившего меня волнения я успокоился и впервые почувствовал голод. Один бутерброд совершенно меня насытил. Запив его глотком воды, я снова впился глазами в компас и карту, иногда окидывая взглядом расстилавшуюся подо мной гористую Ирландию. Я теперь значительно снизился и летел на высоте, позволявшей видеть меня с земли. Это, кажется, было между четвертым и началом пятого часа — не помню хорошенько.

Но вот и блестящие берега Англии. Я очень низко проношусь над ее бархатно-зелеными полями. Темнеет. Один за другим мелькают города с красными крышами, деревьями и бесконечным числом фабричных труб.

Над Ла-Маншом я снова забираю высоту, а к западу от Шербурга опять снижаюсь. Тихая звездная ночь. На горизонте светятся сильные прожектора. По небу ходят их белые длинные лучи, словно щупальцы неведомого гигантского чудовища.

Прожекторы, повидимому, искали «Дух Сан-Луи», но ни один из них его не нащупал. Мой хронометр показывал 9 часов. В воздухе взлетели ракеты с аэродрома Ле-Бурже, на котором были зажжены сигнальные огни. Этот аэродром расположен к востоку от Парижа, а мне ошибочно объяснили, что он расположен на северо-западной его стороне. Я никогда не бывал во Франции. Это был мой первый визит в Европу, а потому ориентироваться при полете над ней было нелегко.

Между тем, французские друзья приняли все меры к тому, чтобы облегчить мой перелет над территорией Франции.

Облетая вокруг Парижа, я заметил большой аэродром. Он был так сильно залит ярким светом, что я понял, что это и есть тот самый Ле-Бурже, на который мне предстояло спуститься. Я выключил мотор и благополучно спустился на землю при громких криках массы, такой многочисленной, какой мне еще не приходилось видеть в Америке…

После 34-часового полета, я, конечно, очень устал, и, когда меня вытащили из моноплана и понесли на руках, я едва отдавал себе отчет в том, что со мной творится.

Кто и каким образом «спас» меня от приветствий возбужденной толпы — я узнал лишь из рассказов моих товарищей… После длительного полуобморочного-полусонного состояния, я нашел себя в незнакомой комнате, в компании членов Союза французских авиаторов, и был очень доволен, когда гостеприимные хозяева, по совету врача, предложили мне молока. Оно сразу утолило голод и жажду и придало бодрость и силу. Через час я уже говорил по радиотелефону с матерью. Нашим мечтам суждено было осуществиться…