Ирина Субач - Воля и разум

Через несколько минут Верес во всю храпел на своей скрипучей раскладушке, сон пришел к нему на удивление быстро. Нервы опытного оперативника сумели восстановить свою нерушимую целостность, несмотря на увиденные картины странного прошлого.

Война войной, а как говорится, сон и обед по расписанию.

****

Спутниковый терминал, даже не смотря на отсутствие внешнего питания, ожил через полтора часа, дистанционный запуск и внутренняя батарея позволяли совершать ему такие самостоятельные шалости.

На экране прибор выдал одну короткую фразу: «Продолжать наблюдение, в события не вмешиваться».

Матрена торопливо шагала по ночной неосвещенной улице. Ее шаги были быстрыми и суетливыми, однако по точности чеканки, можно смело предположить ‒ любому строевому солдату она бы выдала фору, и еще ехидно посмеялась над ним в конце, когда тот не смог ее догнать.

Вот и я не могла. Мне хотелось отрастить два, а лучше четыре крыла, чтобы угнаться за ней. Мало того что приходилось огибать огромные грязевые лужи, на которые старушка вообще не обращая внимания, шагала в резиновых ботах и перла подобно тарану, так еще дождь умудрялся капать мне прямо за шиворот. Волосы уже напитались влагой словно губка, дело оставалось за малым, чтобы вся одежда на мне вымокла до трусов.

Зонт бабуся брать запретила, сказав, что в лесу от него толку все равно не будет.

Идея шуровать в темную чащу за полночь, была выдвинута Матреной, ею же поддержана и обсуждению не подлежала. Загадочная Оксана, как выяснилось, живет отшельницей, как и положено таинственной ведьме, в темном‒ темном лесу и попасть к ней удобнее всего темной‒ темной ночью.

Моё воображение честно нарисовало эдакую старую каргу, которая чтобы не пугать мирный люд своим безобразным внешним видом, поведением и грязными делишками, ушла жить в чащу.

На мои любопытствующие вопросы о том, кто такая эта Оксана, почему ночью, и почему в лес, прародительница Терентьева тактично отмалчивалась, мол, сама все увидишь.

А увидеть я готовилась как минимум избушку на курьих ножках.

Не, ну а что? Антураж располагал.

Дождь. Грязь. Лес. Где‒ то ухает сова. Атмосферно.

Собственно подойдя к лесу, и забегая туда вслед за Матреной, ничего хорошего я не ожидала. Мало того что я ничего не видела в этой кромешной тьме, так еще каждая встречная ветка норовила отхлестать меня по лицу, да так чтобы посильнее ‒ чтобы жизнь медом ни казалась. Вот чем‒ чем, а им она точно не кажется. Максимум просроченной прошлогодней твердокаменной ириской.

‒ Баб Матрен, ‒ заныла я, ‒ я ничего не вижу и не успеваю за вами.

‒ Цыц, дурында, чего в лесу орешь. Оксанку спугнешь! ‒ вдруг раздался голос бабуси прямо за моей спиной. От неожиданности, мое сердце чуть в пятки не ушло.

‒ Кого‒ кого спугну? ‒ пролепетала уже гораздо тише я, офигевая от сказанного.

‒ Ведьмарку нашу, ‒ голосом, не терпящим возражений и новых вопросов, отдернула бабуля.

А мне становилось все грустнее, мало того что Шкрябинка еще тот сумасшедший дом, так еще и лес, к ней примыкающий, явно дружбой с головой не страдает.

Матрена все так же шла позади меня, подталкивая мою тушку вперед, придавая тем самым ей нужное направление. Бабуся в отличие от меня в кромешной мгле ориентировалась прекрасно, а я же грустила, толку иметь кошачьи глаза, если в темноте как кошка видеть не можешь. Вот же природная несправедливость.

Около десяти минут непрерывного хождения «по мукам» леса, и мы вышли на полянку. То, что это именно полянка, без света мне видно не было, но отсутствие вокруг меня кучи хлыстающихся веток, внушало оптимизм.

‒ Вот и пришли, ‒ подтвердила мою догадку бабуся, ‒ а теперь будем ждать. Она обычно не задерживается, минут через двадцать‒ тридцать прилетит.

‒ Что‒ что она сделает? ‒ выронила я челюсть. Точно к старой карге приперлись, сейчас явиться такая, с помелом и в ступе.

‒ Прилетит, птицы они летают, чтобы ты знала, ‒ умным голосом заявила старушка.

‒ Баба Матрена, а давайте начистоту? ‒ начала звереть я. ‒ Может всё‒ таки расскажите, кто такая эта Оксана, и с какого перепуга мы поперлись посреди ночи в лес.

‒ О, а я думала, ты еще полгода вежливой будешь, ‒ почему‒ то засмеялась та. ‒ Все "спасибо", "пожалуйста", на "вы" обращалась. Стоило в лес завести, вот они зубки Василисы показались.

‒ Вам действительно весело? ‒ от ее слов, мой боевой пыл мгновенно растерялся.

‒ Конечно, должно же быть у меня, старухи, хоть какое‒ то развлечение на старости лет. Я тебя и так вывожу, и эдак, а ты все терпишь, да терпишь. С таким подходом к жизни далеко не уедешь, бойчее надо быть, Василиска, ловчее и наглее. Иначе на шею сядут.

‒ Это вы так тему переводите?

‒ Вот еще, совет мудрый даю. Послушаешься, и жить сразу намного легче станет.

‒ Так вы расскажете про Оксану?

‒ Чего б ни рассказать ‒ оборотница она. Лесная сова ‒ днем спит, ночью летает, лес охраняет. Знаешь, сколько браконьеров за шкирку выволокла из чащи. Не пересчитать.

Теперь я уже ничего не понимала. Ну ладно оборотень. Да, такие еще встречаться, редко, но не настолько, чтобы удивляться. Но ведь все жители в деревне говорили, что вторая ведьма Шкрябинки древняя немощная старуха, а тут что, выходит, сова‒ Оксана и живее всех живых.

Эту мысль я решила высказать Матрене. Раз втравили меня в это ночное лесное путешествие, так рассказывайте, что к чему.

‒ По человеческому возрасту Ксанке сейчас около восьмидесяти, и в человеческом облике выглядит крайне не презентабельно. Дряхлая и немощная, а вот в зверином…‒ Матрена намеренно протянула последнее слово, ‒ откуда сила берется непонятно, видимо сама мать‒ природа выдает. Вот и проводит основное время она в совиных перьях.

‒ А почему народ в деревне об этом не говорит ничего? Они бы точно о таком не умолчали?

А это факт, за ту неделю, что я пробыла в этом чудесном населенном пункте, от местного населения я узнала все последние сплетни за сто лет ‒ кто с кем оженился, кто куда переехал, у кого, сколько детей, кто вчера забор новый выкрасил, а проставиться забыл. Местные бабки и дедки считали своим моральным долгом утолить во мне информационный голод, и рассказывали мне, всё и обо всех.

‒ Ха, ха, ‒ четко и с сарказмом произнесла Матрена, ‒ если бы они знали, то конечно бы рассказали. А так, Оксанка раз в неделю выйдет из своей лачужки, она, кстати, на другом конце деревни стоит, пройдется, бренча костями по деревне, посыплет песочком улицы, покажет всем, что живая еще, и обратно в домик спрячется. А в ночи опять на неделю в лес улетит.

‒ Мда уж почти гениальный план. Только у меня еще один вопрос, ‒ не успокаивалась я, ‒ а чем нам может помочь сова?