Олег Куваев - Реквием по утрам

— В коридоре вам будет лучше.

И так, подлец, сказал, так неуловимо коснулся той и другой, хотя они были в разных концах кабинета, что дамы сразу поняли, что в приемной им будет лучше, и устремились туда.

«Ох человек!» — с восторгом подумал Беба и без слов раскрыл ладонь с куском золота, который давно уже перестал прятать в бумажку.

Юрий Сергеевич мельком глянул на ладонь, и в голове его с ужасающей скоростью произошел стратегический расчет событий: «Предложение? ОБХСС? Враги подослали? Или предложение?» Враги у него были: злодеи-коллеги. Один враг № 1 устроил ему два года тюрьмы с конфискацией имущества, но Юрий Сергеевич возникал как Феникс, ибо, помимо врагов, имелись друзья.

Он вонзил свой взор в тускловатые глаза Левы Бебенина, глаза в меру выродившегося аристократа.

«ОБХСС отпадает, — сразу решил Юрий Сергеевич. — Те такого кретина не подошлют. Если враги… Или он вовсе кретин и забыл, чему те его научили, или…»

«Или!» — решил Юрий Сергеевич и сказал вслух лениво, с растяжкой, без любопытства:

— Ах, так вы не с протезиком? Если есть время, посидите в конце очереди. Я занят.

Однако очередь из двенадцати дам и одного мужчины он раскидал с непостижимой и ураганной быстротой: «Вам еще рано, техник задержал вашу короночку, ну что же, подождем денек…»

Приглашая очередных, он мельком взглядывал на курившего уже без стеснения Бебу и составил в общем-то верное мнение о нем самом и об обстоятельствах. Впрочем, обстоятельства его беспокоили. Существовал уголовный мир, с которым он ничего общего желать не имел. Два года лесоповала ему не забылись. «На уголовника не похож, — решил Юрий Сергеевич. — Откуда у него самородок?»

И он решил обязательно посоветоваться с доверенным техником Гришкой Ерутовым, хотя Гришке придется за это платить. Много чего знал Гришка Ерутов, ибо полтора года провел под следствием, обвиняясь в незаконных золотых операциях, где фигурировало что-то около десяти килограммов «металла». И вышел сухим за недостатком улик.

…Говорили они уже не в кабинете, а в комнате, хорошо обставленной мебелью эстонского производства и шторами для защиты от ненужных взоров прохожих.

— Ну так что же? — лениво спросил Юрий Сергеевич и сам сел в удобное кресло, а сесть Бебе не предложил вообще. Тот помялся и сел на стульчик. Получилось, что на самый краешек, и тем Юрий Сергеевич уже сразу поставил Бебу во второстепенное положение.

— Желаете продать? Попросил приятель?

— Да! — хрипло сказал Беба.

— Разрешите? — Юрий Сергеевич взял самородок, мельком глянул, прикинул в ладони.

— Неважный металл. Вообще самородное золото для коронок не годится. А сколько у вас всего? Это, я вижу, обрубок.

— Двести, — на всякий случай соврал Беба.

И снова в голове Юрия Сергеевича с непостижимой даже для мощных компьютеров скоростью произошел мгновенный расчет: «Двести самородного… сто пятьдесят единиц коронок… если на диски и продать — 'Запорожец'». Если сто пятьдесят единиц самому, короночка по полтинничку, получается «Волгочка».

— А почем?

— Восемь! — твердо сказал цену Бебенин.

«Отдаст по пяти, — решил Юрий Сергеевич, — отдаст, балбес, по пяти. Будет „Волгочка“. Ах Гришка Ерутов, где же он? Позвонить? Спугну! Нельзя позвонить».

— В общем-то в «металле» я не нуждаюсь, — меланхолично сказал Юрий Сергеевич. — Но из любопытства по четыре могу взять. Все-таки двести граммов. Безделица.

Нуждался, ох как нуждался в «металле» Юрий Сергеевич, Возникновение из пепла родило долги, и машина была нужна, и мало ли чего было надо для жизни, к которой привык он. Позарез он нуждался в «металле».

— По семи, — сказал Беба. — И сделку можно продолжить.

«Стоп! — подумал Юрий Сергеевич. — Продолжить? He один, значит? Цепочка? Уже хуже! Нужен Гришка!» — решил он.

— Зайдите завтра часиков в восемь вечера, — вслух сказал Юрий Сергеевич. — Продолжим наш разговор.

— «Металл» приносить?

— Обязательно приносить! — ласково кивнул Юрий Сергеевич.

— А цена?

— Приносите, договоримся.

И уже потом, откланявшись, — а хам Юрий Сергеевич по своему верному и безошибочному расчету даже руки не подал, не привстал, чтобы унизить, сшибить спесь с мальчишки, на колени поставить и диктовать цену, — потом, уже на улице, Беба начал соображать.

Не было точнейшего взвешивания куска, расчета хрустящими бумажками и доверенной встречи в условленном месте, как рисовали мечты. Завтра, в восемь вечера. Золото приносить. Значит, спять зубило у дяди Гриши полировать. А если?.. А если за дверью его будут ждать двое в форме? Впрочем, улику можно будет запрятать. Перед тем как войти. А если… А если там будут двое без формы, потому что форма им не положена? Очень просто: стукнут по темени, вывернут карманы. Убить не убьют, но жаловаться-то не пойдешь. А если не рассчитают удар и просто убьют? Прощай жизнь, получается? Ну и хам этот доктор! Хамло, сволочь лавсановая.

Но тем не менее… Тем не менее получалось, что надо идти. Что он искал? Он искал врача-протезиста, желающего купить золото. Что он нашел? Он нашел врача-протезиста, желающего…

Как будто некто невидимый положил Бебе на затылок мягкую, страшную в своей мягкой мясистости руку и толкал по длинному, слабо освещенному коридору, и неизвестно, что было в конце — то ли солнышко в радостях жизни, то ли непонятная мгла.

И надо же, проклятие, никак он не мог отделаться от одной картинки, которая сейчас казалась ему ни к чему, вроде видения на берегу ручья, когда он нашел самородок.

Шел как-то Беба в утренний час по людной московской улице. И день был хороший, солнечный, и у Бебы было ясно в тот день на душе. В толпе Беба увидел военного. Увидеть его было легко, потому что полковник был около двух метров ростом и двигался он в толпе легко, с какой-то веселой и твердой уверенностью. У него было молодое лицо, тридцать, ну тридцать пять лет, и великое множество орденов висело на груди у молодого полковника — наверное, шел на какой-то официальный прием. «Летчик-испытатель, — подумал тогда Беба, — не космонавт, потому что в космонавты берут невысоких».

И оттого, что этот красивый летчик не принадлежал к абстрактным сферам космонавтики, Беба почувствовал к нему симпатию и зависть, переходящую в мальчишеское восхищение. Да, да, вот так весело и уверенно идти по жизни, не знать ни милиции, ни Лени Химушева… Ах дурак, недоумок, что бросил училище! Так он думал тогда, но летчик исчез в толпе, затерялся. То ли был, то ли не был…

Замученному бессонницей Бебе вдруг показалось, что он нашел выход. Достойный выход. Продать золото, преступить закон один раз и забыть на этом смутные стороны жизни. Вернуться к виолончели, попробовать стать музыкантом.