Глеб Голубев - Секрет «Лолиты»

— Должен сообщить, что с целью проверки возможности высказанной вчера Геннадием Петровичем Бой-Жилинским гипотезы об отравлении команды «Лолиты» рехнувшимся коком я поручил одному из лаборантов сделать анализ остатков пищи, которые, как указано в акте, были взяты с тарелок, обнаруженных на шхуне, и хранятся на всякий случай в судовом холодильнике, — неторопливо, с томительной обстоятельностью начал Макаров. И, сделав еще длинную паузу, объявил: — Так вот, никакого яда органического происхождения, вроде содержащегося в рыбе фугу, при анализе не обнаружено…

— Опять, Иван Андреевич… — попытался прервать его Волошин.

Но Макаров остановил его властным взмахом громадной ладони.

— Однако анализ показал, — упрямо продолжал он, — что в остатках пищи, несомненно, присутствует мышьяк, хотя и в небольшой дозе.

Сказав это, Макаров преспокойно сел.

Все начали возбужденно перешептываться. Еще бы! Час от часу не легче! Если в пище оказался подмешан мышьяк, значит, на шхуне в самом деле произошло отравление.

Кого? Кем? И куда подевались трупы отравленных? Почему убежали с «Лолиты» оставшиеся в живых?

Я отыскал взглядом Геннадия Бой-Жилинского. Он явно был поражен сообщением Макарова не меньше других. Я думаю! Ведь, сочиняя свою историю, он еще ничего не знал о результатах анализа — и вдруг совершенно неожиданно для себя попал в точку!

Тут я заметил, что сидевшая рядом с Макаровым его жена Елена Павловна что-то торопливо пишет в блокнотике, улыбаясь и заслоняя страничку от мужа. Видимо, у нее есть какое-то возражение Ивану Андреевичу. Любопытно!

Шум постепенно стихал. Все усаживались поудобнее и выжидающе смотрели на Волошина. Нелегко ему овладеть вниманием аудитории после ошарашивающего заявления Макарова, подумал я.

Но Сергей Сергеевич начал говорить, и я понял, что все еще, видно, недооценивают его способностей и плохо его знают.

— Должен с большим огорчением заметить, что про капитана шхуны «Лолита» Луиса Френэ тут распускали порочащие его, но совершенно не соответствующие действительности слухи, будто он был пьяницей и драчуном, державшим в страхе всю команду. Это совершенно неверно. Капитан Френэ никогда спиртного, кроме грога, в рот не брал и был человеком набожным, даже немножко мистиком. Он никогда не садился за стол и не ложился спать, не прочитав молитвы. И молитвенник постоянно лежал у него на столе, рядом с куском расплавленного и застывшего в виде лепешки причудливой формы куска олова.

Когда-то это был оловянный кубок, капитан в нем любил готовить грог. И однажды, поздно вечером, поставив кубок с водой для грога на спиртовку, Френэ уснул.

Проснулся он от того, что его обожгла капелька раскаленного металла. Он вскочил и увидел, что вода выкипела, кубок расплавился, металл стек на жестяную тарелку, а спиртовка охвачена огнем. Капитан едва успел набросить на нее одеяло и погасить пламя.

Он лишился кубка, но тот, вовремя разбудив его, спас ему не только судно, но и жизнь. Еще минута — и вспыхнул бы стол, пламя охватило всю каюту. А нет ничего страшнее пожара на корабле.

С тех пор лепешку олова, в которую превратился кубок, суеверный капитан считал талисманом и никогда не расставался с нею, всегда держал на столе и всем удивлявшимся этому рассказывал, как слиток спас ему жизнь и судно и как до сих пор постоянно продолжает приносить удачу.

Разве не чудесный талисман подсказал капитану проснуться и выйти на палубу в ту ночь, когда рулевой заснул и шхуна едва не напоролась на риф? Каким-то чудом капитан в последний момент сумел вывернуть руль. Камни не пропороли днища, только оставили на нем три глубокие зазубрины.

И разве не талисман спас Френэ, когда ночью списанный за пьянство матрос выстрелил с причала прямо в иллюминатор капитанской каюты? Френэ сидел за столом, машинально поглаживая слиток олова, как другие перебирают четки, — и пуля пролетела в каком-то сантиметре от его головы! Разве это не чудо? А тот случай, когда другой матрос пытался взломать сейф, считая, будто капитан обсчитал его? Разве не талисман привел Френэ в каюту как раз вовремя, чтобы задержать грабителя? И не талисман ли помешал безбожному Гансу Вернеке выломать компас из нактоуза, чтобы досадить капитану?

Надо признать, врагов у капитана Френэ, к сожалению, было немало, потому что в деловых вопросах набожность отнюдь не мешала ему при малейшей возможности ловко подставить ножку конкуренту и облапошить его, крепко обнимая при этом, — продолжал неторопливо Волошин, глядя поверх наших голов во тьму за кормой, где покачивались огоньки на мачте «Лолиты». Он словно читал по их танцу историю того, что произошло на борту таинственной шхуны. И такая уверенность звучала в его голосе, точно он был очевидцем этих невероятных событий.

— Вот и в этот тихий вечер капитан любовно пересчитал деньги, вырученные за продажу втридорога контрабандного рома доверчивым островитянам, еще раз прикинул и порадовался, как дешево удалось выторговать большую партию превосходной копры, и ласково, умиленно погладил свой верный талисман. Потом он аккуратно стянул пухлую пачку денег резиночкой и запер ее в железный ящик.

Перед сном, как было строго заведено у педантичного капитана, Френэ обошел судно, чтобы лично удостовериться, все ли в порядке. Пассажиров осталось уже немного, и они давно спали на расстеленных прямо на палубе циновках. Вахтенный стоял у руля.

Правда, на баке, как всегда, резались в карты, а один из матросов пытался подыгрывать на гитаре коку, подбиравшему модную мелодию на аккордеоне.

Капитан Френэ не одобрял азартных игр, как, впрочем, и всех остальных грехов. Но, хорошо понимая, что исправить грешников бессилен и сам всемогущий господь, он мирился с ними. К тому же среди картежников находился и старый помощник капитана, опытный моряк Джек Пурген, на него Френэ мог положиться, как на самого себя…

— Я не понимаю, чем вызван смех среди части слушателей? — прервал рассказ Сергей Сергеевич, с напускной строгостью осматриваясь по сторонам. — Им кажется смешной фамилия отважного моряка? Довожу до их сведения, что она происходит от английского слова «риге» — чистейший, непорочный. Или эти весельчаки считают, будто пурген — лишь название известного слабительного, так же как «наполеон» — только пирожное?

Невозмутимо выждав, пока смех стихнет, Сергей Сергеевич продолжал:

— Итак, убедившись, что на борту все в порядке и судно можно спокойно оставить на попечение Джека Пургена, азартность которого наверняка заставит его провести за картами всю ночь напролет, капитан отправился спать. Но перед этим он приказал поднять хотя бы один парус, грот, чтобы старенький мотор получил подмогу и удалось бы сэкономить горючего. А остальные паруса можно поберечь, спешить некуда.