Глеб Голубев - Пиратский клад

Удовольствие от вылазок на берег получали только наши биологи. Их все восхищало — и летающие муравьи, и москиты, и огромные ящерицы игуаны, весьма устрашающие на вид, похожие на доисторических чудищ. При нашем приближении они не проявляли ни малейшего страха, а начинали грозно покачивать головами, вызывая нас на бой. Можно было подойти к ним и даже схватить за длинный скользкий хвост.

Как и на недалеких отсюда Галапагосах, на острове Абсит причудливо смешивалась фауна умеренных широт и экваториальная. Рядом с игуанами тут можно было увидеть греющихся на камнях морских львов, а осенью, говорят, сюда даже заплывали из Антарктики пингвины.

Животные на этом островке вели себя вопреки всем законам логики. Не только игуаны, но и птицы фрегаты с огромными крыльями, и морские львы, греющиеся на прибрежных скалах, подпускали к себе людей почти вплотную. На острове нет никаких хищников, поэтому местные звери просто не привыкли бояться и спасаться бегством.

А в джунглях один из наших исследовательских отрядов случайно наткнулся на большое стадо кабанов. Они сначала атаковали биологов, так что многие поспешили забраться для безопасности на деревья, а потом с треском и шумом обратились в бегство. Одного удалось подстрелить, и оказалось, что это вовсе не дикий кабан, а одичавший потомок самых обыкновенных свиней, завезенных сюда кем-то из искателей кладов. Еще пираты, китобои и кладоискатели завезли сюда коз и коров, и все они тоже давно одичали, не подпускают человека близко в отличие от местных животных, диких, так сказать, испокон веков.

— Ну не проклятый ли остров?! — не преминул повторить и по этому поводу Леон Барсак.

Он не выражал ни малейшего желания сойти на берег, предпочитая отсыпаться в отведенной ему каюте или бродить из одного салона в другой, даже на палубу выходил редко. Искусственный климат, создаваемый во всех внутренних помещениях «Богатыря» превосходными кондиционерами, казался ему гораздо приятнее опостылевшей сырой оранжерейной духоты.

Улучив, когда у Володи Кушнеренко выдавался свободный момент, я с его помощью заводил с французом беседы, хотя штурману уже надоели обязанности переводчика.

Я пытался расспрашивать Барсака о приключениях, пережитых на острове «Не дай бог!», осторожно заводил речь о погибших товарищах, о самозванной «королеве»… Но Леон сразу мрачнел, начинал нервничать, отвечал туманно, сбивчиво и спешил уйти. Эти расспросы были ему явно не по душе, и я больше не начинал их, опасаясь показаться слишком назойливым. Гораздо охотнее Барсак рассказывал нам с Володей живописные подробности всяких своих прежних путешествий, с гордостью приговаривая:

— Я большой авантюрист, странствующий рыцарь Романтики. Я любитель тайн, и не нахожу покоя, пока не разгадаю их до конца. Меня интересует судьба пропавшего без вести путешественника, корабля, почему-то не вернувшегося из плавания. В поисках тайн я исколесил весь мир, побывал и в Африке, и в Южной Америке — и вот забрался сюда… О, поверьте мне, тайн здесь вполне достаточно! Пожалуй, даже больше, чем нужно.

Иногда к нам присоединялся Сергей Сергеевич. Он, растравивший всех пиратскими историями, совсем не интересовался вроде островом, с утра до вечера как ни в чем не бывало работал у себя в лаборатории или в отлично оборудованных мастерских, которыми всегда любит похвастать. На берег он больше не сходил, раза два нырнул было с аквалангом, но остался недоволен:

— Слишком много акул. А пугнуть их биологи не дают, говоря: нарушу им естественную картину.

Утром мне опять удалось упросить Володю хоть полчасика погулять на палубе со мной и с французом. Только мы разговорились, из двери рубки выглянул озабоченный Волошин.

Увидев нас, он вышел на палубу, потянулся так, что хрустнули косточки. За ним появился Казимир Павлович Бек — видимо, они только что освободились после оперативной летучки.

— Давайте хоть пройдемся, Казимир Павлович, — пригласил Волошин. — А то скоро совсем ходить разучимся. Тем более тут такая милая компания. Побеседуем за клады, как говорят в Одессе. Очень полезно после совещаний!

— Когда же, наконец, вы будете поднимать лодку? — в какой раз уже повторил свой вопрос Барсак.

— Задержка разве за нами? — развел руками Волошин.

— Бедный, бедный Джонни. Лежит там… в этой ужасной консервной банке, — мрачно перевел штурман и покачал головой точь-в-точь как Барсак.

— Н-да…

Все помолчали.

Барсак постоял, опустив голову, словно в почетном карауле у могилы погибшего друга, потом что-то произнес, наставительно подняв палец.

— Вся беда, что он не на ту лошадку поставил, — перевел Володя Кушнеренко. — Если бы Гаррисон не искал мифические клады на дне, а с такой же энергией взялся бы за поиски сокровищ Кито… мы бы их быстро нашли.

— Никогда в жизни! — вдруг решительно произнес Сергей Сергеевич.

Мы все так удивились, что Володя даже не сразу перевел слова Волошина французу.

— Почему мосье Волошин так думает? — поинтересовался Барсак.

— Да потому, что никаких сокровищ Кито никогда не существовало, — преспокойно ответил Волошин.

Представляете, как мы все опешили?!

— Позвольте, Сергей Сергеевич, но ведь вы же сами рассказывали эту историю с такими живописными подробностями, что все загорелись и стали умолять капитана подойти поближе к острову, где эти сокровища якобы спрятаны, — сказал Бек. — А теперь вы же преспокойно заявляете, что их вовсе никогда не существовало! Как это понимать?

— Очень просто, — ничуть не смутился Волошин. — Я тогда пересказал вам историю, показавшуюся мне занимательной. Но разве я уверял, будто она истинна? Ведь нет? Так сказать, за что купил, за то и продал. Просто хотел поразвлечь вас и, признайтесь, своей цели достиг, даже с лихвой, ибо именно благодаря моему рассказу мы попали на этот таинственный остров и получили редкостную возможность познакомиться с мосье Барсаком и оказать ему помощь. Что же касается достоверности преданий о сокровищах Кито, то своего мнения по этому вопросу я ведь пока не высказывал. Но если хотите знать, то я в них совершенно не верю.

— Ну, знаете ли! — только и смог выговорить возмущенный Казимир Павлович.

А француз, внимательно выслушав перевод этого поразительного заявления, вдруг расхохотался до слез и, восторженно глядя на Сергея Сергеевича и поглаживая его по плечу, попросил штурмана перевести, что мосье Волошин ему нравится все больше и больше.

— Он, Барсак, чувствует, что у них с мосье Волошиным родственные натуры, — со злорадством в голосе добавил Володя. — Однако он все-таки хотел бы, чтобы вы как-то аргументировали свою точку зрения.

— Пожалуйста. Только, пожалуй, хватит гулять, давайте перейдем в салон, — предложил Волошин. — Все-таки искусственный воздух в этих краях и прохладнее, и даже свежее природного, надо признаться.